Мартину и самому хотелось убраться подальше от опасного места. Как ни противилось его сердце выкрикам маленького гнома о том, что здесь-де нехорошо, Мартин шестым чувством понимал: лучше держаться отсюда подальше.
Изобразив на лице суровое дружелюбие, Мартин значительно посмотрел в темные глаза Исангарда и произнес:
— Я доверяю тебе, Исангард. Не подведи.
Глядя, как Мартин взбирается наверх, унося с собой ведро с чаем, Исангард еле слышно пробормотал:
— Дурак… — Он повернулся к Пустынному Коде, который обиженно хлопал пушистыми светлыми ресницами и ждал, пока его заметят. — Иди ко мне, малыш.
— Я сержусь, — с глубоким вздохом ответил Кода. — Ты толкнул меня. Ты смеялся надо мной.
— Прости меня, Кода.
— Ты неискренне говоришь это. Я сержусь.
Они немного помолчали. Исангард снова начал перебирать гальку. Первым не выдержал Кода.
— Я сержусь, — напомнил он жалобно.
— А ты не сердись, — посоветовал ему Исангард.
Гном потоптался на месте и решил сменить тему разговора.
— Мартин — гнусный тип. Он толкает тебя на верную погибель…
Косящие золотистые глаза медленно налились светом, и Кода вкрадчиво спросил:
— Исангард, можно, я наведу на Мартина порчу?
— Еще что выдумал, — сказал Исангард, вставая.
— Я еще выдумал, — подтвердил Кода. — А если устроить обвал в горах?
Исангард покачал у него перед носом грязным пальцем.
— Ни обвалов, ни землетрясений, ни эпидемий чумы. Понял? Шею сверну!
— Понял, — уныло сказал Кода. От разочарования его уши повисли, как увядшие лопухи. — Ни обвалов, ни землетрясений, ни эпидемий чумы. Свернешь шею. Человек!
В последнее слово он вложил всю горечь обиды.
— Рабы — не люди, — заметил Исангард.
Кода хлопнул ресницами и вдруг расцвел улыбкой.
— А беглые рабы? — поинтересовался он.
Мартин бил подобранным возле штольни молотком по скале и чувствовал себя чем-то вроде прикованного Прометея после того, как тот уже освободился.
— Привет, — произнес голос у него за спиной.
Голос был женский.
Кто она — фея гор, царица весны — только бы не спугнуть. Если Мартин будет с ней вежлив, она поможет ему. Она укажет розовым пальчиком: здесь твое сокровище, парень. Лучше поступиться разок воинствующим материализмом и прибегнуть к помощи предрассудка. Дело стоит того.
Но дама не была ни феей гор, ни царицей весны.
Слегка расставив ноги в сапожках из мягкой желтой кожи, перед Мартином стояла Дин.
Она была одета как мальчишка, в шаровары и белую рубашку. Хлыстиком чернела тонкая косичка с вплетенными в нее медными монетами. Мартин не сразу заметил, что в опущенной руке она держит аланский меч — прямой и более короткий, чем носят здешние воины.
— Привет, Дин, — пробормотал Мартин, смутившись. — Ты… что ты так смотришь? — И неожиданно спохватился: — Откуда ты взялась?
— Я шла по твоим следам.
— По пустыне? Одна?
— По пустыне, — высокомерно сказала Дин. — Одна.
Мартин чувствовал, что она говорит правду, и похолодел.
Машинально он отступил на шаг и тронул рукоятку своего кинжала. Такие ножи — широкие, тяжелые, с рукоятками из гладкой кости — называли «лысая голова».
Дин развела руки в стороны, сверкнула сталь ее меча. Бледное лицо девочки было неподвижным, словно вырезанное из камня. Мартину стало жутко. Убить это существо, подумал он внезапно, убить и избавиться от кошмара. Она оборотень, лисица. Он вспомнил, как рыдали ночью шакалы.
Дин опустила руки. Мартин смотрел на нее во все глаза и ждал, когда она превратится в самку шакала, в лисицу, во что-нибудь ужасное. Но она продолжала оставаться девочкой.
— Где камень? — спросила его Дин.
— Какой камень?
— Мартин-Перс, ты лжешь.
— Ты рехнулась, Дин! Какой еще камень?
— Желтый камень, похищенный у Зират. Ты нашел его. Теперь отдай.
— Клянусь тебе, Дин…
— Лучше не лги, Мартин. Этот человек показал его тебе.
— Кто? Какой человек?
— Тот, которого ты украл у меня. Исангард. Отдай мне камень, а раба можешь забирать себе.
— Ты ошибаешься, Дин. Он даже не знал, зачем мы идем сюда.
— Разве не он привел тебя в это ущелье?
— Нет!
— Стой, не шевелись, — приказала Дин. Она пристально посмотрела на растерявшегося Мартина, и ему вдруг стало холодно. Озноб пробрал его до самых костей. А Дин смотрела и думала о чем-то своем, тайном.
«Почему я послушно стою перед ней, не смея шевельнуться?» — в смятении думал Мартин.
Наконец она с легким вздохом сказала:
— Да, ты его не видел…
Теперь, когда странная власть над ним Дин закончилась, Мартин ощутил прилив ярости. Освободившись от оцепенения, он выхватил нож и подскочил к Дин, навалился на нее тяжелым плечом, приставил нож к ее горлу.
— Что ты знаешь о желтом камне? Где он? Говори, дура!
Дин молчала. Черные узкие глаза не видели Мартина, ее взгляд снова ушел куда-то в глубину ее сознания. Избавиться от постыдного страха перед этой сумасшедшей — ничего другого Мартину не хотелось. Он больше не колебался.
— Чертовка, дрянь, — прошипел он и сильно всадил нож в ее пульсирующее, очень белое горло.
Нож сломался.
Мартину показалось, что он ударил по камню. Но на горле осталась тонкая красная царапина. А лицо Дин было по-прежнему неподвижным.
Мартин выпустил девочку. Дин уселась на землю, скрестив ноги, и уставилась куда-то на вершины гор. Точно пыталась заглянуть за перевал. Шатаясь, Мартин стоял перед ней и тупо смотрел на обломок ножа.
— Я Зират, — ровным голосом, как будто ничего не произошло, сказала Дин. — Я Зират Капризная, Своевольная, Дарящая Радость. Великая богиня Алат — моя младшая сестра.
— Богов не бывает, — пробормотал Мартин, слабея. — Боги — это фантастические отражения одушевляемых сил природы в сознании людей.
Спокойный детский голос продолжал:
— Я хочу получить назад мой камень.
Наваждение становилось нестерпимым. Мартин отчаянно закричал:
— Я не верю тебе! Шарлатанка!
Она рассматривала его без всякого интереса.
— Где Исангард?
— Зачем тебе грязный раб?
— Он видел мой камень, — сказала Дин уверенно. — О, он видел. У всех, кто его видел, остался свет в глазах. Я замечала.
— Ну, предположим… А если он не скажет?
— Он ничего не сказал тебе, — отозвалась Дин, — потому что ты обращался с ним, как со скотиной. Тебе просто повезло, что у него не хватило ума зарезать тебя сонного. — Она встала. — Прощай, Мартин-Перес. За перевалом заканчиваются мои владения. Если хочешь, иди туда. Но в Аш-Шахба тебе лучше не появляться. — Впервые за все это время она смотрела ему в глаза. Смотрела и улыбалась — ясной, жестокой, немного отрешенной улыбкой. — Алат может потребовать человеческих жертвоприношений, если я ее попрошу…
Повернулась и пошла.
Вытаращив глаза, Мартин смотрел вслед девочке, легко шагавшей по скользкой дороге в сторону перевала. Он поддал ногой обломок своего ножа, и металл звякнул, ударившись о камень.
— Дин, — сказал Мартин. — Дин. Таких имен не бывает. — Он задрал голову и крикнул: — Богов не бывает!
Но эхо промолчало, словно у него на этот счет было другое мнение.
— Я сразу понял, что ты задумал, — сказал Кода.
Они сидели вдвоем на берегу реки Белой, глядя на ее мутные бурные воды. Горы остались позади. Прямо перед ними, на противоположном берегу, белели глинобитные стены Хаддаха, тонущие в цветущих деревьях.
— Ты задумал побег, — сказал Кода, — и я тебя одобряю.
— С чего ты взял, о Кода, порожденье дикой пустыни, что я нуждаюсь в твоем одобрении? — отозвался Исангард.
— Я порожденье дикой пустыни, — мечтательно откликнулся Кода. — А ты человек. Ты нуждаешься в одобрении. Люди всегда нуждаются в одобрении.