Когда Александр удивился этому, Гремислав объяснил:
— Я же говорил, что для них главное — собственная выгода. Они много и прибыльно торгуют, овладели этим ремеслом в совершенстве. Хасан-мошенник пять лет служил приказчиком в одной из таких лавок, лишь после этого он рискнул начать собственную торговлю. Выучился обману и обвесу… И еще одно. Аримаспы очень хорошо устроились на границе владений грифонов, перекрыв все пути туда. Почти все золото, добываемое этим зверями, проходит через руки аримаспов. Немалая доля его прилипает к жадным лапам. Грифонам аримаспы продают изрядную часть конопляной отравы.
— Значит, они живут торговлей… Тогда понятно, почему они так охраняют и берегут всех торговцев.
— Именно.
— И мы еще натерпимся с нашим борцом против кофе.
— Я тоже этого боюсь, — кивнул Гремислав.
Покои тирана поражали варварским великолепием и превосходили все пределы воображения. Белый и голубой мрамор, полированный красный гранит, сверкающая бронза, россыпи драгоценных камней, пышные ковры, диковинные цветы. Но зато сам тиран был одет в простой белый костюм без всяких украшений, только золотой медальон со сложным узором из рубинов висел у него на груди как символ власти. Александр нехорошо усмехнулся, заметив в углу зала старого знакомца — Гайсира.
— Приветствую вас, доблестные рыцари, — тиран даже привстал с золотого кресла, произнося это.
— Привет и тебе, уважаемый тиран, — ни один из них не поклонился.
Злая гримаса на мгновение исказила лицо тирана.
— В последнее время в город аримаспов зачастили странные гости. И у меня есть основания полагать, что не все они приходят с добром.
— Ты прав, величайший, — поспешно поддакнул Гайсир.
— Молчи! — оборвал его тиран. — Здесь нет величайших, слава Молоху! Не переноси на землю свободного города обычаи дикой степи. Я всего лишь скромный правитель, и если жителям города в подражание древней Элладе угодно было поименовать меня тираном — я не стал спорить. Это означает лишь одно — я правлю сам, не делясь властью ни с кем. А всякие титулы… Их нет в нашем свободном городе. Запомнил?
— Запомнил, уважаемый тиран. Эти двое беглых рабов Ослепительного замыслили недоброе, уважаемый тиран. Они намерены разбойничать на торговых путях, уважаемый тиран. Они преследуют вольных торговцев, уважаемый тиран.
— Замолчи, пес, — грубо сказал Гремислав. — Если ты еще раз посмеешь меня, князя, назвать рабом, сабля заставит тебя проглотить оскорбление вместе с твоим грязным языком.
Тиран сдержанно усмехнулся.
— Меня не интересуют дела бусурман. Даже если все рабы покинут Ослепительного или самого тэйна — аримаспам нет до того касательства. — Гайсир при таком кощунстве побледнел. — Но совсем иное — безопасность караванных путей, ведущих к нам в город. Здесь я должен быть беспощаден.
— Именно так, уважаемый тиран, — вставил Гайсир.
— Уважаемый тиран, мы, как и все жители Рутении, желаем благополучия и процветания городу аримаспов, — спокойно произнес Гремислав. — И вряд ли ты вспомнишь хоть один случай, чтобы наши дружины напали на вас, да и вообще на кого-либо. Мы обнажаем оружие только для обороны и предпочитаем торговать с соседями, а не воевать. — Тиран кивнул. — Зато вспомни степняков… Хотя бы злобного выродка сына Одихмантьева. Сколько караванов он разграбил за этот год?
— Это ложь! — взвился Гайсир.
— Уважаемый тиран легко отличит правду от лжи.
— Да, это так, — согласился тиран, подавшись вперед.
Гайсир злобно оскалился. Было заметно, что не отбери аримаспы у него оружие, он не замедлил бы пустить его в ход.
— Как я вас ненавижу, — прошипел он.
— Сейчас степняк говорит чистую правду, — бесстрастно заметил тиран.
— Не сомневаюсь, — Гремислав ответил Гайсиру таким же ненавидящим взглядом.
— Итак, ты готов повторить обвинение? — обратил тиран к Гайсиру.
— Да! — пылко воскликнул тот. — Я обвиняю этих двоих в том, что они беглые рабы. Я обвиняю их в том, что они убийцы! Они несут в себе опасность самому существованию города аримаспов и безусловно угрожают его процветанию. Сейчас с ними нет третьего… Он лесной колдун и опаснее этих двоих вместе взятых. Он злейший враг торговцев. Леший наполнит город черным колдовством и постарается разрушить до основания дома. Только колючий шиповник и дикие дубы останутся на руинах некогда цветущего города.
— Какая пламенная речь, — холодно сказал Гремислав.
Александр заметил, что каменный глаз тирана, до того остававшийся холодным и голубым, сейчас пылал тревожным красным светом и походил на раскаленный уголь, вставленный в глазницу. Тиран слегка поморщился.
— Столько лжи… Мне даже стало больно. Мой вещий глаз раскалился от возмущения.
Гайсир онемело выпучил глаза и разинул рот. Его поразила происшедшая перемена. Потом он рухнул на колени.
— Смилуйся, великий тиран! — Он звучно ударил лбом об пол.
— Я не ношу такого титула, — поправил тиран. — Я не великий, я уважаемый. Уважаемый для всех и всегда.
— Смилуйся, уважаемый тиран! Ослепительный прикажет отрубить мне голову, если я вернусь, не поднеся ему головы врагов.
— Какое варварство — рубить головы. Но что мне до твоей судьбы?
— Смилуйся!
— Нет. Я выслушал тебя и установил, что правды в твоих словах нет, как нет и угрозы нашему городу. Ты можешь лгать, сколько тебе заблагорассудится. Повторяю: дела Бусурманских степей не касаются нас. Мы не будем вмешиваться в вашу войну с Рутенией.
Гайсир уставился на него блуждающим взором, словно безумный. Потом с диким ревом вскочил, выхватил из складок халата кривой нож и бросился на Гремислава. Витязь успел перехватить его руку, они замерли — каждый пытался сломать противника. Александр хотел броситься на помощь, но гневный окрик Гремислава остановил его. Несколько мгновений длился немой поединок. Они пронзали друг друга яростными взглядами, их лица побелели, на лбу вздулись вены. Потом медленно, очень медленно, рука Гайсира начала поворачиваться, направляя острие ножа ему же в грудь. На лице степняка стремительной тенью промелькнуло удивление. Нож еще немного приблизился к полосатому халату. Удивление сменилось испугом, и это решило участь Гайсира. Испуг лишил его руку прежней силы, и нож вонзился ему прямо в сердце.
Гремислав брезгливо оттолкнул труп.
— Собаке — собачья и смерть.
Тиран, молча следивший за схваткой, спокойно заметил:
— Это ваши дела, и я не взыскиваю с тебя за убийство. Но… Но есть дела, касающиеся города аримаспов. Ко мне поступила жалоба вполне достойного, солидного человека. Он тоже обвиняет вас в подрыве основ торговли.
— Хасан-мошенник! — воскликнул Гремислав.
— Не знаю такого, — сухо возразил тиран. Не выразив ни малейшего недовольства тем, что его перебили, он продолжил: — Я рассмотрел его жалобу и увидел, что она справедлива. Отличить правду от лжи нетрудно. И до окончания рассмотрения всех деталей дела я считаю необходимым задержать вас.
— Ты хорошо подумал, тиран? — угрожающе спросил Гремислав.
— Да.
— И ты решил бросить нас в темницу?
— Да.
Эти «да» падали с неумолимостью каменных глыб.
Гремислав сделал было шаг по направлению к креслу тирана, но тут потолок словно разломился. Оттуда с легким шипением выскочила толстая гранитная плита, разделившая зал надвое. Витязь остановился — теперь перед ним встала непроницаемая стена. А потом отворились двери и в зал ворвались десятки стражников.
После яростного, но безуспешного сопротивления их схватили и связали. Несколько стражников навсегда остались лежать на мозаичном полу парадного зала тирана, однако противников было слишком много. Наученные горьким опытом Синдайи, они не пытались отобрать оружие, но позаботились связать обоих путников так, что те не могли шевельнуть ни рукой, ни ногой.