— Привлекательная картина, — сказала Анна.
—Отдаленное будущее всегда привлекательно.
Голубые фарфоровые глаза Мэри, еще более серьезные и удивленные, чем всегда, были устремлены на мистера Скоугана.
—Колбы? — сказала она. — Вы в самом деле так думаете? Колбы?..
Глава шестая
В субботу, во второй половине дня как раз к чаю прибыл мистер Барбекью-Смит. Это был тучный человек с очень большой головой и без шеи. Когда-то, когда он еще был молод, он очень страдал оттого, что у него нет шеи, но утешился, прочитав в «Луи Ламбере» у Бальзака, что все великие люди в истории человечества были отмечены этой особенностью, и по очень простой и очевидной причине: величие — это не более и не менее как гармоничное сочетание качеств головы и сердца. Чем короче шея, тем ближе друг к другу эти два органа; argal[6]... Это было убедительно.
Мистер Барбекью-Смит принадлежал к старой школе журналистики. Он щеголял львиной головой с гривой черных с сединой, удивительно неопрятных волос, зачесанных назад с широкого, но низкого лба. И сам он казался чуть-чуть, всегда лишь чуть-чуть грязноватым. В более молодые годы он шутливо называл себя человеком богемы. Потом перестал. Теперь он был учитель, своего рода пророк. Тираж некоторых его книг об утешении и духовном учении достиг уже ста двадцати тысяч.
Присцилла приняла его со всеми почестями. Он еще никогда не бывал в Кроме, и она показала ему дом. Мистер Барбекью-Смит был полон восхищения.
—Такой необычный, такой старинный, — повторял он. Голос у него был масленый, почти елейный.
Присцилла похвалила его последнюю книгу.
— Великолепно, просто великолепно, — сказала она со свойственной ей манерой безмерно восхищаться всем.
— Я рад, если книга вам понравилась, — сказал Барбекью-Смит.
—О, потрясающе! А это место про лотосовый пруд — оно мне показалось таким прекрасным!
— Я знал, что оно вам понравится. Видите ли, ко мне это пришло извне. — Он повел рукой, обозначая звездный мир.
Они вышли в сад, где был накрыт стол. Мистера Барбекью-Смита должным образом представили.
—Мистер Стоун тоже пишет, — сказала Присцилла, знакомя его с Дэнисом.
—В самом деле? — милостиво улыбнулся Барбекыо-Смит и посмотрел на Дэниса со снисходительностью олимпийца. — И что же вы пишете?
Дэнис был в ярости и в довершение к этому почувствовал, что густо краснеет. Неужели у Присциллы нет чувства меры? Она ставила их на одну доску — его и Барбекью-Смита! Они оба пишут, оба пользуются пером и чернилами. На вопрос мистера Барбекью-Смита он ответил:
— О, ничего особенного, пустяки. — И отвернулся.
—Мистер Стоун — один из наших молодых поэтов. — Это был голос Анны. Он хмуро посмотрел на нее, а она ответила ему улыбкой, что еще больше вывело Дэниса из себя.
— Отлично, отлично, — сказал мистер Барбекью-Смит и ободряюще сжал руку Дэниса. — Бард — это благородное призвание.
Едва они закончили пить чай, как мистер Барбекью-Смит извинился: он должен немного поработать до обеда. Присцилла вполне его понимала. Пророк удалился к себе в комнату.
Без десяти восемь мистер Барбекью-Смит спустился в гостиную. Он был в хорошем настроении и, идя по лестнице, улыбался и потирал свои большие белые руки. В гостиной кто-то тихо наигрывал на рояле какие-то фрагменты. Мистер Барбекъю-Смит попытался угадать, кто бы это мог быть. Наверное, одна из молодых леди. Но нет, это был Дэнис, который, увидев его. поспешно и в некотором смущении встал.
— Продолжайте, продолжайте, — сказал мистер Барбекью-Смит. — Я очень люблю музыку.
— Тогда я тем более не могу продолжать, — ответил Дэнис. — Я просто бренчу немного.
Они замолчали. Мистер Барбекыо-Смит стоял спиной к камину, с удовольствием вспоминая о том, как минувшей зимой он грелся у огня. Он не мог скрыть внутреннего удовлетворения и все продолжал улыбаться, думая о своем. Наконец он повернулся к Дэнису.
—Вы ведь пишете, не так ли?
— Гм, да, пожалуй. — немного.
—Сколько слов вы может написать за час?
—Признаться, никогда не считал.
—О, вам надо обязательно посчитать, обязательно. Это чрезвычайно важно.
Дэнис напряг память.
—Когда я в хорошей форме, — сказал он, — то полагаю, что статью в тысячу двести слов я пишу приблизительно четыре часа. Но иногда и много дольше.
Мистер Барбекью-Смит кивнул.
—Так, триста слов в час в лучшем случае.
Он вышел на середину комнаты, повернулся на каблуках и опять стал напротив Дэниса.
— Отгадайте, сколько слов я написал сегодня между пятью и половиной восьмого?
— Не могу себе представить.
—Нет, все-таки попробуйте. Между пятью и половиной восьмого — это два с половиной часа.
— Тысячу двести слов, — отважился Дэнис.
—Нет, нет. — Растянувшееся в улыбке лицо мистера Барбекью-Смита весело сияло. — Попробуйте еще раз.
—Тысячу пятьсот слов.
— Нет.
— Сдаюсь, — сказал Дэнис. Он понял, что не может пробудить в себе особого интереса к тому, как пишет мистер Барбекью-Смит.
—Что ж, скажу вам. Три тысячи восемьсот слов. Дэнис раскрыл глаза.
— Вы, должно быть, пишете в день очень много.
Мистер Барбекью-Смит вдруг перешел на чрезвычайно доверительный тон. Он пододвинул табурет, поставил его сбоку от кресла Дэниса, сел и начал говорить тихо и быстро.
— Послушайте меня, — сказал он, положив ладонь на руку Дэниса. — Вам надо зарабатывать своими книгами на жизнь. Вы молоды, вы неопытны. Позвольте дать вам хороший совет.
Интересно, чего хочет его собрат по перу? Дэнис попытался представить себе: может быть, даст ему рекомендательное письмо к редактору журнала «Джон о'Лондонс Уикли»? Или сообщит, кому можно писать небольшие статьи за семь гиней?
Мистер Барбекью-Смит несколько раз похлопал его по руке и продолжал:
— Секрет творчества, — сказал он в самое ухо молодого человека, — секрет творчества — это вдохновение.
Дэнис изумленно посмотрел на него.
— Вдохновение, — повторил мистер Барбекью-Смит.
— Вы имеете в виду поэзию, которая льется из души? Мистер Барбекью-Смит кивнул.
—О, в таком случае я полностью с вами согласен, — сказал Дэнис. — Но что, если вдохновения нет?
— Это именно тот вопрос, которого я ожидал, — ответил мистер Барбекью-Смит. — Вы спрашиваете, что делать, если вдохновения нет? Отвечаю: у вас есть вдохновение. Вдохновение есть у всех. Вопрос лишь в том, чтобы заставить его работать.
Часы пробили восемь. Но никто не появился: в Кроме все всегда опаздывали. Мистер Барбекью-Смит продолжал:
—Вот мой секрет. Отдаю его вам даром. — Дэнис пробормотал благодарность и сделал соответствующую гримасу. — Я помогу вам найти вдохновение, потому что не хочу видеть, как столь приятный, серьезный молодой человек тратит свою энергию и лучшие годы жизни на каторжный интеллектуальный труд, который можно полностью устранить с помощью вдохновения. Я сам занимался таким трудом и знаю, что это такое. До того как мне исполнилось тридцать восемь, я писал так же, как вы, — без вдохновения. Все, что я сочинил, я выжимал из себя ценой тяжелого труда. Так вот, в те дни я не мог написать свыше шестисот слов в час, и более того, часто мне не удавалось продать то, что я писал.
Он вздохнул.
— Нас, художников, — заметил он между прочим, — нас, интеллигентов, не очень-то ценят в Англии.
Дэнис подумал: нельзя ли как-нибудь, не выходя, конечно, за рамки приличия, отмежеваться от этого «нас» мистера Барбёкью-Смита. Подходящего способа не находилось, и, кроме того, было уже слишком поздно, ибо мистер Барбекью-Смит вновь продолжал свои рассуждения.
6
Argal — отлат. ergo — следовательно; союз, выполняющий особую стилистическую функцию и указывающий на бессвязность и нелогичность рассуждения, в котором он употреблен.