Большие итальянские окна задрапированы беленькими кружевными занавесками с веселенькими кокетливыми цветочками, собранными розовыми и голубыми ленточками, кисточками и розеточками. Кое-где, сквозь кружево, можно видеть на подоконнике вычурную клетку с птичками, просвечивает букетик роз, ландышей или гвоздики в тоненькой хрустальной вазочке.
В общем, дом почти не выделяется в ряду домов квартала, таких же солидных, буржуазных, приторно-безвкусных и скучных, как товарные амбары в порту.
И лепные украшения на домах, — штампованные, нудно повторяющиеся, — напялены не для красоты, а чтобы придать всей улице однообразный, отталкивающий вид самодовольной, сытой утробы. Лишь небольшой фонарь над входом, белый, матовый, слегка застенчивый, как ужимка провинциалочки, с черным тоненьким номерком, почему-то сразу бросается в глаза и выделяет его в ряду соседних домов, на которых номера обозначены белой краской на синих табличках.
Только и всего…
Широкая просторная прихожая обставлена богато, со вкусом. Мягкие пекинские ковры, низкие оттоманки вдоль стен, пальмы, кактусы и пышные цветы — странная яркая смесь европеизма и экзотики. По стенам развешены старинные гравюры в тяжелых золоченых рамах, шелковые разрисованные японские ширмы по углам, пестрые китайские вазы с фантастическими рисунками драконов, китаянок и цветов, плюшевые гардины и драпри, причудливые восточные люстры в выдержанном ярко-малиновом тоне и бой Номер Первый — бритый, холеный, женоподобный китаец неопределенных лет, смахивающий на евнуха, с вечно улыбающейся, лоснящейся от удовольствия круглой косоглазой рожей, отлично вышколенный, подобострастный и опрятный, в белой шелковом халате, мягких китайских туфлях, с длинным карандашом за ухом. Из вестибюля ведут задрапированные двери в большие, роскошно обставленные гостиные в европейском, турецком и китайском стилях. Стены украшены гравюрами и картинами с изображениями эротических сцен из мифологии, обнаженных женщин и голеньких амуров. Всюду и везде расставлены уютные диваны, широкие оттоманки и канапе, а в углу каждой гостиной непременно красуется музыкальный инструмент: рояль, автоматическое пианино или граммофон Victrola.
Широкие лестницы по обеим сторонам от входа в прихожую, ведут наверх, в комнаты young ladies[23].
Прислуга в доме расторопная, понятливая, набившая руку. Бои в белых длинных балахонах и мягких туфлях неслышно скользят на зов таинственных звонков, гибкие, безмолвные и бесстрастные, похожие на прислужников в храме, посвященном всемогущему божеству. На лице у каждого лежит отпечаток строгой напряженной деятельности, невольно внушающей уважение. Ими беззвучно распоряжается, словно творит великое таинство, — miss Mary.
Miss Mary — миниатюрная, хрупкая моложавая женщина неопределенных лет, похожая на девочку-подростка. У нее симпатичное, слегка неправильное продолговатое лицо романского тина, черные, как уголь, гладко зачесанные волосы, большие карие глаза и маленькие, белые правильные зубы, как у фарфоровой куколки. Она вся дышит энергией, порядочностью, интеллигентностью и особой деловой честностью, присущей руководителям солидных банков или промышленных предприятий, возбуждающих слепое доверие клиентов. Когда она одета в черное простенькое платье, ее легко можно принять за начальницу гимназии, за гувернантку, или, по крайней мере, за жену социалистического депутата. Но вместе с тем, в ней нет ничего от синего чулка. Напротив, когда она по вечерам наблюдает за порядком в гостиных, залитых ярким электрическим светом, и с обворожительной улыбкой принимает гостей, в легком бальном платье без рукавов, все, как следует, выделяется и манит, вызывающе подчеркнуто, как полагается у порядочной леди из общества. Обнаженные, змеино изгибающиеся руки с нежными живыми ямками, крошечные ножки, стройные и упругие, в шелковых ажурных чулках, обутые в миниатюрные туфельки с узкими носками на высоких каблуках, красиво очерченные овалы груди, тонкая высокая талия и пышные широкие бедра, — все у ней живет, зовет и приковывает непосредственной женственной красотой и молодой чувственностью. И голос у нее звучный, густой, грудной и властно-самоуверенный с бархатным мужским оттенком, слегка волнующий и томный.
До завтрака, который подается здесь по-английски в час дня, когда young ladies еще нежатся в постелях, miss Mary следит за уборкой гостиных, проверяет счета, ведет переговоры с поставщиками, осматривает принесенную поваром провизию, принимает и выдает прачке белье. В верхних этажах темно, наглухо прикрыты ставни, и лишь общий любимец, рыжий кот Том, важно прогуливается по всем коридорам, беззаботно играет утащенным у miss Mabel мотком зеленых шерстяных ниток, самовлюбленно мурлыкает, подняв вверх пушистый хвост, мысленно воображает атаку на глупую мышь. К нему приставлена специальная китаянка-ама, он всегда сыт, в тепле и холе, постоянно окружен заботой и лаской праздных женщин. Бои и амы на цыпочках пробираются мимо дверей своих госпож, втихомолку перешептываются. По временам, в насторожившейся тишине, отчетливо слышно однообразное тиканье больших стенных часов в вестибюле.
К завтраку в столовую спускается сверху одна лишь miss Mabel. Остальные женщины получают свой завтрак в постелях. В мягком кресле восседает во главе хозяйка, — miss Helene Grave, — тучная блондинка лет пятидесяти с вялым, крупным оплывшим лицом, почти желтым от веснушек, и высокой замысловатой прической. Она ест много, жадно проглатывает куски с громким плотоядным чавканьем и тяжелым дыханием, как откормленная гусыня. По правую руку хозяйки сидит miss Mary, — по левую, — miss Mabel, — закадычная подруга miss Helene — худая длинная старуха, которой можно дать под шестьдесят или больше, когда она в своем натуральном виде спускается к завтраку. У нее маленькое птичье лицо с длинным носом, линючие, бесцветные круглые глазки с красными веками, стянутый морщинами сухой отвислый рот и острый выступающий подбородок. Редкие волосы неопределенно-грязноватого цвета с плохо закрашенными сединами слегка скрывают широкую плешь. Утренний шелковый халат висит на ней глубокими складками, как на огородном чучеле, дополняет сходство с классическим типом ведьмы, как ее принято рисовать в детских сказках…
Столовая без окон и всегда в ней горит электричество. Летом под потолком жужжит электрический веер, зимой уютно потрескивает уголь в камине. Огромный буфет из черного дерева, чудесной китайской работы, с тонкой резьбой и барельефами чудовищ-драконов, сплошь уставлен дорогим хрусталем, пекинскими фарфоровыми и серебряными безделушками. Большие старинные часы на стене ткут однообразный, сонливый узор звуков, аккомпанирующих бесстрастный, трескучий говор женщин, неожиданно падающий в тишину, как частые шлепки по мягкому телу в пустом подвале.
Разговор за завтраком всегда строго-деловой и отрывистый. Тщательно обсуждается menue, делятся впечатлениями прошедшей ночи, жалуются друг дружке на дороговизну, на скаредность гостей. Иногда поднимается вопрос о кредитоспособности того или другого клиента. Говорят почти исключительно подруги, miss Helene и miss Mabel, пережившие в прошлом, до мировой войны, лучшие дни в Шанхае, когда европейские женщины ценились как привозная роскошь, да и публика тогда была не та, что теперь.
Miss Mabel не может хладнокровно говорить об «этих грязных русских женщинах», занесенных беженским потоком в Шанхай.
— И чего это Городской совет смотрит, — шипит она, поблескивая сплошной золотой челюстью, презрительно поджав нижнюю отвислую губу. — От них на улицах прохода нет мужчинам; они заполнили собою все китайские притоны…
Бой Номер Первый почтительно прислуживает женщинам, угадывает каждое их желание. По его немому знаку действует целый ряд безмолвных, дрессированных боев, совершающих великое таинство — насыщение трех главных госпож дома. С улицы изредка доносятся отдаленные гудки моторов и гортанные напевы продавцов и ремесленников, сопровождаемые звоном, ударами в гонг, условными свистками. Кот Том завтракает тут же, у ног хозяйки, из специальной фарфоровой миски. Ему прислуживает ама A-Синь и, время от времени, женщины потчуют его лакомыми кусками из своих тарелок. Том ест лениво, без аппетита, смешно облизывает широким язычком длинные рыжие усы, степенно потягивается. A-Синь, сидя на корточках, все время гладит его по спине, щекочет в шейку, за ушами, ласково уговаривает его, как капризного ребенка, расхваливает куски…