— Что это с тобой? — первым увидел ее Николай Иванович.
— Никто не пущат…
— Как так?
— Да, товарищ дохтур, мать гонит, отец тоже. Братья и глядеть не хотят, все в один голос говорят мне, что прочумела я.
Мы переглянулись.
— Но что нам с ней делать? — вопрос Николая Ивановича был ко мне.
Я молчал. Но тут ко мне подошел мой новый приятель китаец и полушепотом проговорил:
— Капитана, давай ее мне в хозяйки. Моя теперя торговать против вас будет. Бакалейка делать станет. Хороший бакалейка. Там все помирал, я один купеза буду. Хочет она женой моей встанет. Моя денег много. Хочет хозяйкой?..
Я посмотрел на Нюрку. Она все это слышала и, покраснев, опустила глаза. Потом покорно проговорила:
— Мне теперь все равно. Петюньку не люблю…
— Карашо, ошень карашо, — весело проговорил Этмар. — Ее кровь — палочка чахотки поглотила палочку чумы. Она теперь совсем здоровый стал. Карашо, ошень карашо. Этой первый случай мой практик.
— Наверное и у меня, так же и у него — это уже три случая, — указал я улыбаясь рукой на китайца.
— О, это совсем карашо. О!..
Тут меня внезапно вызвали по телефону из штаба. Астафьев сообщил, что приехали культработники.
— Что ж, как раз кстати… подумал я и пошел в штаб.
ИВАН НОВОКШОНОВ — Как был задержан Колчак.
Воспоминания.
Часов в шесть вечера 12 января 1920 года в штаб 5 Зиминского Кавалерийского имени Гершевича партизанского отряда, находившийся в то время в 8 верстах от станции Зима на Филипповском участке, приехали члены Зиминского Уездного Политического Центра товарищи Уразметов[4], Трифонов[5] и Добрый-День[6].
Торопливо поздоровавшись с находившимися в штабе партизанами, они сразу же предложили мне удалить всех из комнаты, т. к. у них будет секретный разговор.
На мой вопрос о том, можно ли остаться военкому отряда т. Рубенович[7] и чеху коммунисту т. Кратохвил[8], один из приехавших, кажется т. Уразметов, сказал, что, пожалуй, и можно, но все-таки лучше, если вообще не будет никого.
Несмотря на то, что этим ответом Уразметов дал ясно понять, что Кратохвил и Рубанович должны уйти, они все-таки остались и, после того, как остальные ушли, Добрый-День, закрыв на крючек дверь, спросил меня о том, каким количеством свободных людей я располагаю в данную минуту.
— Не больше, как полуторасотнями человек, — ответил я, — а зачем это?
— Маловато, — проговорил Добрый-День, — а где же остальные?
— В разгоне. Часть под Балаганском, часть под Тулоном и еще кое-где. А зачем тебе понадобилось? — спросил я.
— Затем, чтобы арестовать Колчака, — как-то сразу выпалил Добрый-День и обвел нас всех взглядом.
Ни я, ни Кратохвил с Рубеновичем минуты две не могли сообразить говорит ли Добрый-День правду или смеется.
Первым заговорил Рубанович:
— Ты в шутку это или серьезно? — спросил он.
— Какая там к чорту шутка! — ответил Добрый-День. — Не до шуток теперь. Мы, — он кивнул в сторону Трифонова и Уразметова, — сегодня получили сведения от чешской подпольной ячейки о том, что не позже, как к утру завтрашнего дня в Зиму прибудет Колчак в чешском эшелоне.
— А откуда ячейка об этом знает? — задал вопрос я.
— Значит знает, когда говорит. Они даже про поезд сказали. Какой номер-то? — повернулся он к Уразметову.
— Пятьдесят восьмой бис, офицерский вагон, — ответил тот.
После этого все замолчали.
Сообщение было большой неожиданностью. Хотя каждый из нас и знал, что дни колчаковской власти уже сочтены, что образовавшиеся по линии железной дороги от Нижнеудинска до Иркутска Политические Центры с каждым днем все больше распространяют свою власть и что руководство ими находится в руках надежнейших товарищей-коммунистов, тем не менее у всех нас до этого была твердая уверенность, что Колчак использует все средства для того, чтобы пробраться на Дальний Восток.
У меня почему-то сложилось убеждение, что Колчак будет отступать на Восток вместе с корпусом генерала Каппеля, слухи о котором время от времени доходили до отряда, и теперь, вдруг, Колчак едет в чешском эшелоне, как простой чешский офицер.
Почему-то не верилось, что так может быть, и я еще раз переспросил Уразметова, правда ли все то, что он говорит.
— Если бы неправда, то мы бы не приехали, — ответил У разметов.