Где-то в стороне загавкала псина. Кажется, кто-то проходил мимо, и я на негнущихся ногах выбежал с участка, чтобы позвать на помощь.
Что это была за тварь? Лишь долю секунды она попала под яркий свет, и даже этого хватило, чтобы различить в незнакомце кого-то… что-то нечеловеческое. Толстое, приземистое тельце в огромных черных буграх и с зеленоватой склизкой кожей. А еще глаза…
Ни один человек не мог похвастаться круглыми абсолютно красными глазами, что светились в темноте.
В памяти всплыли детские страшилки, и я мотнул головой.
Нет, всего лишь галлюцинации от удушения, ничего больше.
Я выбежал обратно к тропинке, готовый ткнуть арматурой в любую приблизившуюся чертовщину, однако по пути никто меня не встретил. А собака, здоровая черная сволочь с длинными висячими ушами, лишь воззрилась из-за дерева как на умалишенного и побежала дальше по своим делам, махнув на прощание обрубленным хвостом.
Я откашлялся в рукав. Спрятал нож в карман, не отпуская из рук, и быстрым шагом направился обратно к вагончику, нервно оглядываясь на затихший снова темный участок.
— Кха-кха!..
Оградка привычно затрещала. Я накинул обратно крючок и перевязал ее для надежности торчащей из пластикового полотнища проволокой.
— Ты чего тут расшумелся?
Подавив едва не вырвавшийся наружу истеричный крик, я резко обернулся и налетел на вышедшего из тени дерева напарника.
— Тише, тише! — Борисыч поднял руки, заметив у меня кусок арматуры. — С кем воюешь, малой? Я же говорил тебе не шастать в одиночестве. Если снова эти приперлись, надо было меня разбудить.
Я сглотнул. Белесые глаза из-под густых седых бровей окинули меня оценивающим взглядом, и старик нахмурился.
— Господи, да что с тобой случилось?
— Т-ты… Ты чего вдруг вышел?
Я глянул ему за спину.
— Чего? Разве не ты только что меня звал?
— Звал? — во рту пересохло. — Никого я не звал, мать твою!
По его лицу вдруг мазнуло тенью.
Я ничего не успел сделать. Не успел среагировать, оттолкнуть. Лишь тупо смотрел, как связанная из чего-то мертвенно-синего петля ловко накидывается на его шею, и в следующий миг…
Раздался хруст.
Старик даже не вскрикнул. Его тело резко подлетело вверх и с тошнотворным хрустом что-то в шее моего напарника сломалось, от чего повисшие над землей конечности мелко затряслись как от разряда током.
Его лицо навсегда отпечатается у меня в памяти. Взгляд, полный шока и непонимания. Струйка пены в уголке широко распахнутого рта. И синяя удавка, чем-то напоминавшая… ха-х, связку огромных сарделек.
Борисыч повис над землей в полутора метрах. Хрипел.
Я застыл, лишь взглядом проследил вверх, к замигавшему уличному фонарю, на вершине которого сидело это толстое жабоподобное существо, вывалив из огромной безгубой пасти толстый язык – орудие убийства.
Из-за контраста света и тени мне не удалось его разглядеть. Лишь смазанные очертания голого тела с короткими одутловатыми лапами, которыми оно цеплялось за высокий фонарь, и круглые как блюдца красные глаза, воззрившиеся – нет, вовсе не на свою жертву – прямо на меня.
Словно оно предупреждало. Только о чем?
Старик еще трясся в предсмертной агонии, когда на землю прямо под его ногами шлепнулась вдруг какая-то черно-красная коробка.
Пачка электродов, два с половиной килограмма. Такие завезли неделю назад нашим рабочим, когда наняли дополнительных сварщиков на участок, потому что не успевали со сроками.
Я тупо уставился на электроды, пытаясь найти какую-то с ними связь, но голова наотрез отказывалась думать.
Наверху заклекотало. Я уже приготовился бежать, но тело напарника вдруг шлепнулось на землю, и безобразный язык, щелкнув в воздухе, исчез, втянулся обратно в это… существо.
Когда я поднял голову, никого уже не было.
Я остался в одиночестве, с пачкой электродов и свежим мертвецом.
Все произошло слишком быстро. Непонятно. Наверное, так ощущает себя прохожий, сбитый вдруг на пешеходном переходе пьяным водилой.
Дальше все прошло как в тумане. Звонок дежурному, сорок восемь часов в кутузке. Допрос, бесконечные попытки навязать мне мотив убийства. Я лишь отрицательно качал головой и повторял, что он уже лежал так, когда я вернулся обратно.
Следователь, неприятный тип в мятой рубахе и старом пиджаке, все ругался, но черту не переходил. По итогу выяснилось, что мы с напарником никогда не конфликтовали, и дело закрыли как самоубийство. Вроде как у Борисыча был за плечами болезненный развод и потеря сына, погиб в автомобильной катастрофе. Правда никто так и не удосужился внятно объяснить, куда делась удавка, и почему он лежал посреди участка над высоким фонарем, куда бы никогда в жизни не умудрился закинуть веревку.