С чем к лесу и отправился.
Оставив Вернидуба у полуземлянки с до крайности странным взглядом. Воспоминаний же старого Неждана не хватало для того, чтобы оценить это все и понять, что он делает не так…
Вышел он, значит, на опушку.
Все бегло осмотрел.
И опять ничего.
Ни следов, ни шерсти на окрестных кустах. Да и запах у волков диких весьма характерный — не спутаешь. Видимо, ночью у него просто нервы шалили, из-за чего ему и казалось, будто волки совсем рядом.
Повернулся к Вернидубу.
Развел руками. Да и отправился к рыбным ловушкам.
Рыбка попалась.
Немного.
Несколько плотвичек, маленькая густера и с десяток золотых карасиков[11]. Поменьше ладони каждый. Их всех Неждан выпотрошил и почистил. Порезал кусочками. И затушил по уже проверенной схеме.
По идее можно было бы и запечь.
Вкуснее же.
Но у него в памяти явственно проступила широко известная армейская проблема времен Первой и Второй Мировых войн. А именно испорченные желудки на сухомятке. Солдаты очень быстро получали гастриты, а то и целые язвы без первого или хотя бы кулеша. Буквально за год-другой. Поэтому он и тушил еду. Чтобы и бульончик имелся, да и сама она по консистенции не отличалась особой сухостью и твердость.
Соль огульно не тратил.
Еду ей не солил перед тушением. Просто опасаясь пролить все и опрокинуть. Только как все оказалось готово подсаливал аккуратно. Памятуя о минимальной суточной норме в пять грамм.
А тут ведь жара.
Лето же.
Поэтому он брал немного побольше, отмеряя ножичком «на глазок» нужную дозировку. Благо, что определенный опыт походов позволял оценивать по «кучке» соли ее массу. Приблизительно…
Получилась очень нехитрая трапеза весьма умеренных вкусовых качеств. Ей явственно не хватало специй. Слишком пресная. Практически больничная. Но вполне съедобная и сытная. А по животу после нее растекались удивительно уютные волны тепла. Тем более, что с рыбой он затушил еще и немного корней рогоза, богатого крахмалом. Из-за чего у него вышло что-то в духе рыбы с картошкой.
Очень приблизительно.
Да, положа руку на сердце, вкус заметно отличался. Но ему хотелось испытывать именно такие ассоциации. Просто чтобы в рамках некоторого самообмана полегче переносить свою участь. А кто он такой, чтобы отказывать себе в такой малости?..
Покушали.
И он занялся изготовлением поняги[12].
— Это еще зачем? — поинтересовался Вернидуб.
— Я не собираюсь сидеть без железа. Топор хочу. Без него жизни нет. Да и нож нормальный, а не эту кроху.
— Ты знаешь, где они припрятаны?
— Разумеется. В земле. Но чтобы их добыть, мне кое-что потребуется. Так что я отлучусь ненадолго. Ловушки ты видел, как я использовал. Сможешь их достать и рыбу себе приготовить? Раны позволят?
— Я лучше на корешках. — осторожно произнес Вернидуб.
— Воды боишься?
— Это тебя вода приняла. Мне же к ней лучше не соваться.
— Я нашел тебя в воде по пояс и без сознания.
— Бежать пытался. В траве спрятаться.
— Там же ила по пояс и больше. Утянуло бы.
— Кто же знал?
— А чем тебя приложили?
— Бок поранили копьем. Сразу, как я побежал, попытались достать. А голову — не ведаю. Это уже в траве случилось. Кинули, видать, что-то. Может, камень. Видишь — сунулся к воде, меня и уложили. В лес бежать надо…
Так и болтали.
Вернидуб рассказывал о своей попытке сбежать, а Неждан слушал, изредка задавая наводящие вопросы, да работал над понягой. Ему остро требовался инструмент, без которого железа не получить.
Вот он и собирался поискать подходящей камней на перекатах, в ручейках и в прочих подобных местах. Ну а что? Он сам видел в музеях всякие поделки со стоянок среднего течения Днепра. В том числе кремневые. Значит можно было найти. Этим он и собирался заняться.
Быстро завершив дела с понягой и перевязав Вернидуба, под вопли последнего, он отправился в поход. Затянул с его начало. Да. Надо было раньше выходить. Сильно раньше. Вон — уже солнце к зениту почти поднялось. Однако множество мелких бытовых дел сожрали незаметно много времени. А откладывать на завтра Неждан не хотел. Тянуть и ждать у моря погоды в сложившихся обстоятельствах было в высшей степени глупо и неосмотрительно. Чуть проваландался и сдох… просто сдох. Здесь, во II веке за очень многие ошибки и, особенно за леность, полагалась одна-единственная награда — смерть.
Седой же пожелал Неждану легкой дороги и вернулся в полуземлянку. Еда была. А сон — лучшее лекарство. Впрочем, сразу не заснул.
12
Поняга — это каркас из веток (обычно состоящий из спинки и нижнего выступа), который имел возможность прикрепить к нему корзинку, мешок или еще что, да хоть отдельный тяжелый предмет (например, крупный камень). Носилась на лямках, как рюкзак, из-за чего традиционно считается вариантом каркасного рюкзака. Кроме определенной модульности и универсальности главным ее достоинством является то, что спина испытывает более равномерные нагрузки и на нее ничего не давит в плоскости, как обычно случается с рюкзаками без каркасов.