Между тем устав пополняется все новыми и новыми параграфами:
§ 1. В Исполнительный комитет может поступать только тот, кто согласится отдать в его распоряжение всю свою жизнь и все свое имущество безвозвратно, а потому и об условиях выхода из него не может быть и речи.
§ 2. Всякий новый член Исполнительного комитета предлагается под ручательством трех его членов. В случае возражений на каждый отрицательный голос должно быть не менее трех положительных.
§ 3. Каждому вступающему читается этот устав по параграфам. Если он не согласится на какой-нибудь параграф, дальнейшее чтение должно быть тотчас же прекращено, и баллотирующийся может быть отпущен только после того, как даст слово хранить в тайне все, что ему сделалось известно во время чтения, до конца своей жизни. При этом ему объявляется, что с нарушившим слово должно быть поступлено, как с предателем.
§ 4. Члену Исполнительного комитета может быть дан отпуск, срочный или на неопределенное время, по решению большинства, но с обязательством хранить в тайне все, что ему известно. В противном случае он должен считаться за изменника.
§ 5. Всякий член Исполнительного комитета, против которого существуют у правительства неопровержимые улики, обязан отказаться в случае ареста от всяких показаний и ни в каком случае не может назвать себя членом комитета. Комитет должен быть невидим и недосягаем. Если же неопровержимых улик не существует, то арестованный член может и даже должен отрицать всякую связь свою с комитетом и постараться выпутаться из дела, чтоб и далее служить целям общества.
§ 6. Член комитета имеет право с ведома организации поступать в члены посторонних тайных обществ, чтоб по возможности направлять их деятельность в духе комитета или привлекать их к нему в вассальные отношения. При этом он имеет право хранить в тайне их дела, пока они не вредят целям комитета, а в противном случае немедленно должен выйти из такого общества.
§ 7. Никто не имеет права назвать себя членом Исполнительного комитета вне его самого. В присутствии посторонних он должен называть себя лишь его агентом.
§ 8. Для заведования органом Исполнительного комитета выбирается на общем съезде редакция, число членов которой определяется каждый раз особо.
§ 9. Для заведования текущими практическими делами выбирается распорядительная комиссия из трех человек и двух кандидатов в нее на случай ареста какого-либо из трех до нового общего съезда. Комиссия должна лишь строго исполнять постановление съездов, не отступая от программы и устава.
§ 10. Для хранения документов, денежных сумм и т. д. назначается секретарь, который должен держать в тайне место, где они хранятся.
§ 11. Член Исполнительного комитета может привлекать посторонних сочувствующих лиц к себе в агенты с согласия распорядительной комиссии. Агенты эти могут быть первой степени — с меньшим доверием, и второй — с большим, а сам член Исполнительного комитета называет себя перед ними агентом третьей степени».
Партия, организованная на централистических началах, соответствовала целям борьбы, но необходимость немедленного избрания руководящих органов партии, когда члены-учредители сами-то знали друг друга плохо, имела свои неудобства.
Южане выдвинули Льва Тихомирова, зачарованные его литературной известностью и солидной внешностью, что было немаловажным обстоятельством среди людей, большинству из которых не исполнилось и тридцати лет. Петербуржцы считали Тихомирова вялым, непрактичным человеком. Морозов, часто сталкивавшийся с ним при подготовке изданий «Земли и воли», заметил, что Тихомиров никогда не отвергал своего авторства среди читающей и сочувствующей публики, хотя многие анонимные статьи были написаны другими. Не имел он, по мнению Морозова, и прочного убеждения в необходимости уничтожения самодержавного образа правления, хотя тщательно скрывал свои сомнения.
Но южане увлекли северян, и Тихомиров прошел в распорядительную комиссию.
Александра Михайлова избрали единогласно, не вызвала ни у кого возражений и кандидатура Фроленко. Его выдвинули петербуржцы и с радостью поддержали южане.
Морозов и Тихомиров по-прежнему оставались редакторами «Земли и воли», хотя всем было ясно, что «политикам» придется в скором будущем создавать свой, особый орган.
И вот последний день. Давно ли Андрей подъезжал к Липецку, с тревогой думая о том, как будет встречен новыми товарищами, к каким решениям придет съезд! Теперь все это позади. И он уже не тот Желябов, мало кому известный провинциальный пропагандист-одиночка. Хотя на съезде еще не образовалось новой организации, но ныне он один из вожаков нового направления революционной борьбы, которая развернется не в пределах юга империи, а по всей России.
Он мог быть доволен результатами совещания, хотя и пришлось пойти на уступки и компромиссы.
Довольны были и Морозов и Квятковский. Им казалось, что их программа принята единогласно, остается только ее опубликовать и проводить в жизнь.
Но у всех на уме теперь Воронеж, ведь туда уже съехались члены «Земли и воли».
Желябов не принадлежал к этой организации. Между тем «политики» боялись, что могут оказаться в меньшинстве и тогда им придется открыто заявить о выходе из «Земли и воли» и создании новой партии. А этого не хотелось не только потому, что всех народников связывали кровные узы дружбы, товарищества, но и потому, что «политиков» было очень мало, они не располагали ни отдельной кассой, ни типографией. В случае их выхода из «Земли и воли» деньги, типография, конспиративные квартиры остались бы в старой организации.
Решили попытаться провести в члены «Земли и воли» Желябова, Колодкевича и других и тем увеличить число сторонников политической борьбы.
Желябов ожидал вызова в Воронеж, волновался, еще и еще раз обдумывал, взвешивал, анализировал решения Липецкого съезда.
Но настроение было приподнятое, ощущался необыкновенный прилив сил, победа казалась близкой.
Она представлялась туманным образом чего-то очень светлого, радостного, гармоничного. А борьба конкретизировалась опытом прошлого, как титаническое напряжение, героизм схваток, единоборство умов. В этом была романтика, и она находила радостный отзвук в сердце.
* * *В Воронеж приехали далеко не все члены «Земли и воли». Многие, опасаясь потерять места в деревнях, с таким трудом добытые, доверили товарищам свои голоса.
Террористы заставили ждать себя, хотя никто из землевольцев не догадывался о совещании в Липецке.
Катались на лодках, гуляли с гитарой и только по приезде липецких заговорщиков приступили к регулярным совещаниям.
Разногласия начались сразу же. Против борьбы политической, против террора выступил Георгий Плеханов. Это был крупнейший теоретик землевольцев, прекрасный оратор, добрый товарищ. С ним очень считались, к его слову прислушивались. Террористы понимали, что им необходимо как можно скорее провести Желябова и остальных в члены «Земли и воли». У землевольцев-«деревенщиков» тоже были люди, которых они пригласили на съезд и хотели оформить как членов организации.
Вызвали и тех и других и без труда приняли в партию.
Начались первые схватки.
Плеханов видел, как изменилось настроение большинства товарищей. Бесплодное сидение по деревням убивало веру в пропаганду, жестокие расправы правительства возбуждали негодование и месть. Георгий Валентинович понимал, что террор грозит полностью оторвать партию от народа, противопоставить заговор революции. И он был готов сражаться, бороться не только против идей новаторов, но и за тех членов «Земли и воли», которые еще не заражены этими идеями.
Его не поддержали, ведь многие уже понимали необходимость борьбы политической. Плеханов этого еще не понимал. Но тогда к чему он звал? Пропаганда в народе на основе народных требований? Это порядком надоело да и не приносило ощутимых результатов.