Она любила Желябова. Как она любила его, дает представление такой рассказ:
- После убийства царя Перовская зашла к подруге узнать о процессе. Она не теряла надежды, что Желябова не повесят. Подруга сообщила, что она повидается со знакомым генералом, близким к самым высоким сферам. Она увиделась с ним, узнала, что участь Желябова решена, и в условленное время встретилась с Перовской.
Я передала ей, что знала. Я не видела ее лица, потому что смотрела в землю. Когда я подняла глаза, то увидела, что она дрожит всем телом. Потом она схватила меня за руки, стала нагибать голову ниже и ниже и упала ничком, уткнувшись лицом в мои колени. Гак оставалась она несколько минут. Потом она поднялась и села, стараясь оправиться, но снова судорожным движением схватила меня за руки и стала сжимать их до боли.- Когда подруга сказала, что генерал удивлен, почему Желябов подал заявление. Перовская ответила:-иначе нельзя было. Процесс против одного Рысакова вышел бы слишком бледный.
Генерал сообщил мне многие подробности относительно гордого и благородного поведения Желябова. Глаза ее загорелись и краска вернулась было на ее щеки…
Перовская не умела прощать, но никогда не просила и себе снисхождения. Наша прекрасная литература дала Татьяну, Лизу, Соню Мармеладову, Грушеньку, Наташу Ростову, Анну Каренину, но не сумела запечатлеть породу Перовской. И, понятно, что дело тут далеко не в одних цензурных стеснениях; причины глубже. Она была достойной подругой Желябова. Не одну женщину-революционерку, не одного мужчину-революционера ее тень проводила впоследствии на эшафот или к месту расстрела; не одного бойца укрепляла она в самые тяжелые и тягостные моменты боевой деятельности.
Нет места рассказать о других славных сподвижниках Андрея Ивановича Желябова. А очень хотелось бы о них рассказать. Хотелось бы рассказать о Квятковском, Колоткевиче, о Фроленко, об Исаеве, о Морозове, о Ширяеве, о Грачевском, о Преснякове, Баске-Якимовой, об Ошаниной, о Любатович, о Гесе Гельфман, о Михайлове, о Гриневицком, об Ивановской, о Корбе-Прибылевой, о том, как героически, из последних сил старалась после мартовских дней восстановить Исполнительный комитет Вера Николаевна Фигнер. И о многих других надо бы рассказать, об их великих подвигах и отважном их духе. Когда-то Генрик Ибсен с завистью заметил, что в деспотической России выделилась плеяда героев, поразивших вес мир. Плеяда этих людей, в самом деле, удивительна.
Это были крепкие, здоровые люди, общительные, жизнерадостные, веселые, простые, нисколько не похожие ни на психопатов Достоевского, ни на нигилистов Лескова, ни на "гамлетов" Тургенева. Отличались они и от позднейших террористов, соратников Савинкова. У народовольцев-террористов были крепче связи с жизнью, с народом, с товарищеской средой, У них было больше непосредственности и воли к жизни. Каляевы - люди героические, они умели героически помирать, но уже не умели жить. И не случайно Ропшин - Савинков свое время и своих современников-террористов и в своих воспоминаниях, и в "Коне бледном", и в романе "То, чего не было" изобразил упадочно. О Желябове, о Перовской, о Михайлове, о Кибальчиче такие повести и романы можно написать, только впадая в чудовищные преувеличения.
ПОЕДИНОК
Надо было торопиться
Удары врага делались все более меткими
В Саперном переулке охранники с боем захватили типографию.
Млодецкий по личному умыслу неудачно стрелял в Лорис-Меликова. Его публично казнили.
В Киеве суды и казни.
Исполнительный Комитет вынужден закрыть типографию на Подольской улице и динамитную мастерскую на Подъяческой: жандармы открыли их. "Хозяевам удается скрыться".
Пресняков, убивший предателя Жаркова, при аресте, отстреливаясь, ранит околоточного надзирателя и швейцара.
Суд над шестнадцатью народовольцами. Квятковский и Пресняков повешены; Степан Ширяев, Зунделевич, Бух и другие заточены пожизненно в казематы.
Взят Александр Михайлов. Взят Николай Колоткевич, взят Фридман.
Удары учащаются. Враг громит Исполнительный комитет, самые боевые учреждения захватывает лучших, главарей. Может быть, провалы незакономерны,? Бесспорно, арест Александра Михайлова - несчастная случайность. Он получал в фотографическом кабинете карточки казненных товарищей и при выходе был схвачен по предварительному доносу фотографе"; Оплошности бывают и с такими людьми, как Михайлов. Но уж никак нельзя назвать случайной целую систему арестов; никак нельзя считать случайными удары в самую голову, в самое сердце "Народном Воли". Еще совсем недавно Клеточников вовремя предупреждал нападения жандармов, раскрывал их замыслы, и партия крепла, партия росла. Исполнительный комитет был неуловим. Положение теперь резко изменилось; правительство оправилось, уверенной рукой наносит оно удары. Кто-то предает партию. Кто-то предает партию, зная ее вожаков, зная работу и замыслы. Процесс шестнадцати открыл предатели Гольденберга; по его указаниям власти усиленно ищут Желябова, Перовскую, Якимову и других. Но почему обнаружены квартиры на Подольской и на Подъяческой улицах? Гольденберг о них не знал. Почему больше не помогают самые тщательные предосторожности? Враг перешел в решительное наступление. Лорис-Мелкиов распустил Верховную комиссию, подчинил себе корпус жандармов, обратился к "русскому обществу" с либеральными призывами. "Русское общество" развесило уши, а тем временем хитрый Лорис неистово истреблял революционеров.
Желябов превосходно понимал эту тактику. Он не уставал твердить, что, прикрываясь либеральной болтовней, Лорис ведет борьбу с революционерами даже более беспощадно, чем его предшественники. Желябов рассчитывал устрашить правительство систематическим террором, но террористические предприятия не удавались; правительство само перешло к систематическому белому террору. Правда, царь и его приближенные все еще были очень напуганы. При выездах царь охранялся конвоем, сворой шпионов, жандармов. Царь, как будто, даже был готов пойти на кое-какие уступки "обществу"; разрабатывались либеральные проекты. Но все же надо было торопиться; незначительное промедление могло повести к крушению всего предприятия. И вот происходит беспримерный поединок. Окруженный полицией, сыщиками, имея осведомителей внутри партии, при всеобщей трусости "общества", при рабстве и забитости, наполовину разгромленный Исполнительный комитет в центре столицы, около самого дворца, по прямому соседству с карательными и следственными' органами после Шестой неудачи организует новое, седьмое покушение. Теперь Желябов и его товарищи решили действовать наверняка. Желябову поручается найти дом по одной из улиц, где царь проезжает из дворца в манеж. В доме графа Менгдена по Малой Садовой в подвальном помещении открывается лавка сыров. Помещение это Андрей Иванович сначала снимал под магазин осветительных материалов. Хозяева лавки - Юрий Николаевич Богданович и Якимова-Баска под фамилией Кобозевых. Лавка приспособляется для подкопа. Наружная стена заделывается досками. Вот как Якимова-Баска описывает работу по подкопу:
- Подкоп велся под окном нашей комнаты ночью, для чего окно тщательно завешивалось, чтобы с улицы нельзя было видеть света; окна же магазина были открыты, и с улицы, при слабом освещении от лампадки перед иконой Георгия Победоносца, на белом коне, можно было видеть кое-что в магазине. Перед началом работы деревянная обшивка стены снималась. Она была так приспособлена, что легко выдвигалась, когда было нужно, и после работы так же легко ставилась на место, но в закрытом состоянии, при нажиме снаружи, была неподвижна; на месте соединения обшивки обои каждый раз подправлялись незаметным образом, раздое трудное было пробить без шуму цементированную стену, вслед же затем дело пошло более или менее быстро, пока работающие не наткнулись на железную водопроводную трубу, но и тут они довольно скоро обошли ее, немного изменив направление, т. к. водопроводные трубы были довольно тонкими; затем, вскоре, через 3-сажени от начала подкопа наткнулись на водосточную деревянную трубу, ширина и вышина которой была приблизительно 1 аршин X 1 аршин. Это представило серьезное препятствие и вызвало задержку в виду того, что обойти трубу снизу нельзя было без риска погрузиться в воду, потому что подпочвенная вода находилась очень близко, а подняться вверх нельзя было, т. к. мог произойти обвал мостовой. В виду этого, удостоверившись в том, что труба наполнена только на половину своей вместимости, работающие решили в ней сделать вырезку для прохода бурава и для продвижения сосудов с динамитом при закладке мины. Как только прорезали трубу, распространилось такое ужасное зловоние, что работающие при всяких предохранительных средствах, даже надевая респираторы с ватой, пропитанной марганцем, могли пробыть там лишь самое короткое время, не рискуя упасть в обморок. После необходимой вырезки в трубе она была тщательно заделана.