Сноп скромно потупил глаза и уткнул свой взгляд в тарелку о мелко нарубленным сыром, зато Хват накланялся и наулыбался за двоих.
— Да уж такие мы, зайцы! — с притворной скромностью говорил он. — В конце концов, я только выполнял свой долг. Спасать ежих, рубить чаек для нас, зайцев, — так, пустяки.
Ролло, сидевший рядом с Мартином, закатил глаза, не в силах больше выслушивать поток заячьего хвастовства.
— Клянусь шкурой и мехом, Мартин, я больше не вынесу болтовни этого длинноухого. Пойдем отсюда. Я даже придумал предлог: давай отнесем поднос с ужином в лазарет Пижме и брату Хиггли. Поболтаем с ними, посмотрим, как там они.
— Идет, — с готовностью согласился мышь-воин. — Только не упоминай при мне о подносах. Ежиха Тизель мне никогда не простит ее разбитый поднос.
Брат Хиггли и Пижма изо всех сил притворялись спящими, но сестра Цецилия тем не менее поставила в изголовье их кроватей по большой миске.
— Теплая крапивная похлебка — вот лучшее средство при шоке и небольших ранах. Я схожу поужинаю, а вы, будьте любезны, съешьте похлебку всю до последней ложки. А я проверю миски, когда вернусь.
В это время в лазаретную палату вошли Ролло и Мартин с полным подносом еды. Цецилия строго поджала губы.
— Ну-ка потише, — сказала она, переходя на шепот. — Больные уснули. Надеюсь, эту еду вы принесли не для них? Учтите, они на строгой диете из крапивной похлебки.
Мартин улыбнулся ей и прошептал:
— Еда? Ну конечно, нет. Это ужин для нас. Мы с Ролло решили зайти к больным, посидеть с ними, а если они проснутся, мы проследим, чтобы они съели всю похлебку.
Сестра Цецилия улыбнулась в ответ и поблагодарила его:
— Молодец, Мартин. Я так и знала, что с тобой они будут в надежных лапах.
С этими словами она неслышно вышла за порог и тихонечко прикрыла за собой дверь. Брат Хиггли тотчас же вскочил на кровати. Лапы его были сжаты в кулаки, а зубы выбивали отчаянную дробь.
— Бр-р-р! Ох уж мне эта сестра Цецилия! Я бы предпочел оказаться в нашем пруду, с камнем, привязанным к лапам, чем проторчать в этой палате еще хоть один день.
Ролло, слушай, сделай доброе дело: открой окно и выплесни эту мерзкую похлебку. От одного запаха этой гадости я могу заболеть по-настоящему.
Пижма, тоже вскочившая с кровати, радостно воскликнула:
— Брат Хиггли, смотрите, настоящая еда! Пирожки, сыр, вафли, наливка! Ну, ребята, спасибо, вы просто спасли нас от голодной смерти.
Глядя на то, как молодая ежиха уплетает ужин, Мартин не мог сдержать улыбки.
— Ну и как мы себя чувствуем, Пижма? — спросил он.
Отвечать Пижма могла с трудом — мешал огромный пирожок, целиком отправленный ею в рот.
— Как я себя чувствую? Да замечательно! И кстати, мне сказали, что Фиалка все видела. Она как раз убирала в башне у ворот. Вальджер сказал, что она упала в обморок от страха, и сунул ей под нос горящие перья. Вот уж я порадовалась! Надеюсь, от этой вони ей стало еще хуже.
Брат Хиггли откусил добрый кусок сыра, прожевал и задумчиво произнес:
— Как-то глупо все это получается. Не пойму, зачем четырем большим птицам нападать на нас.
Ролло пожал плечами и сказал:
— Насколько я понял, на вас напали только две из них. Другая парочка напала на торт аббата. Получается, что нападение на тебя и Пижму было всего лишь отвлекающим маневром. Неужели им торт был нужен?
Мартин подождал, пока Пижма запьет пирожок, и спросил ее:
— Ну а ты что думаешь по этому поводу? Ежиха стала серьезной.
— Может быть, вам это покажется смешным, но я уверена, что чаек не интересовали ни мы, ни сам торт. Единственное, что они хотели утащить, — это марципановые шарики. Только зачем они им?
— Вот вам и еще одна тайна, — сказал Мартин, обращаясь к Ролло, который явно о чем-то глубоко задумался.
Затем, тряхнув головой, летописец ответил:
— Тайны и загадки… — Вдруг, подпрыгнув на месте, он воскликнул: — Загадки! Ну и дела! Во всей этой суете я совсем забыл!
Он извлек из рукава пергамент Фермальды и сказал:
— Вот, послушайте.
Летописец Рэдволла приступил к чтению вслух записей Фермальды. Брат Хиггли, слушая вполуха, доедал ужин, зато Мартин и Пижма внимательно слушали каждое слово Ролло.
ГЛАВА 11
Пираты, ушедшие в холмы Сампетры, не слишком беспокоили Ублаза. С ними он разберется потом, когда будет покончено с капитанами. Сидя на троне, потягивая вино и грызя жареное птичье крылышко, император в очередной раз обдумывал последние события. Не было сомнений в том, что заварил всю эту кашу Барранка. Именно его Ублаз хотел подвергнуть примерному наказанию, тогда остальные капитаны будут не столь опасны. Старое как мир средство подавить восстание: отрубить змее голову, и ее длинное тело в конвульсиях распластается перед тобой. Кстати, о змеях.
Ублаз отставил блюдо с едой и стремительно проследовал из тронного зала к массивным дверям, закрывавшим вход в пещеры. Двое надзирателей стояли на страже у самой тяжелой, с крепким засовом двери. Ублаз ткнул в их сторону серебряным кинжалом и приказал:
— Открыть!
Ящерицы поспешно распахнули перед императором дверь. Вытащив факел из кольца на стене, Ублаз проследовал внутрь, оставив дверь за собой приоткрытой, чтобы стражники видели, что он будет делать в пещере. Довольно вздохнув, Ублаз подошел к каменному постаменту, на котором лежала роскошная золотая корона. Сделанный по личному эскизу императора массивный золотой обруч, украшенный рубинами, прекрасно подходил ему. Это была достойная корона для настоящего повелителя империи. Но кое-чего в короне все-таки не хватало. Шесть зубьев на передней части кольца предназначались для шести больших, розового цвета жемчужин. И вот когда «Слезы Всех Океанов» наконец займут свои места, корона императора будет совершенна.
Едва слышное шуршание и громкое шипение заставили надзирателей отскочить от двери подальше. Заметив это, Ублаз прикрикнул:
— Стоять смирно! Смотрите, и вы будете свидетелями величайшего могущества вашего повелителя! Ящерицы повиновались, но их обычно ничего не выражающие глаза на этот раз были полны ужаса.
Пещера была залита огненным светом. Это пламя факела отражалось от золотой короны и от поверхности большого, выложенного камнем бассейна в дальнем углу помещения. Вот из этого бассейна, перегнувшись через край, выскользнула и поползла к императору огромная змея. Бледная, цвета слоновой кости, ее каждая чешуйка отражала свет факела, и в сумраке казалось, что к ногам Ублаза продвигается струя золотистого пламени.
Свернувшись кольцами у ног куницы, змея угрожающе подняла голову, занеся ее для смертельного укуса. Не так много на земле найдется змеи опаснее этой — коралловой водяной змеи. Ублазу пришлось сконцентрировать все свои гипнотические силы и перехватить взгляд смертоносной рептилии. Поймав этот взгляд, Ублаз стал монотонно, ритмично напевать свое самое могучее заклинание:
Снова и снова повторял император свое заклинание, качая головой в такт движениям головы змеи. Постепенно его лицо придвигалось все ближе и ближе к змеиной морде, пока противники почти не коснулись друг друга носами. Змея сдалась, закрыла пасть, раздвоенный язык перестал мелькать в воздухе. Наконец опустила голову на холодный каменный пол пещеры. Глаза рептилии словно покрылись мутной, почти непрозрачной пленкой. Ублаз замолчал, встал, слегка пнул змею ногой и повернулся к ней спиной, направившись к дверям.