– Мы возвращаемся, – решил Ромуальд, вновь включая газ и не сводя глаз с колье Ирен.
– Куда это, мой козленочек?
– В Париж. Сначала в Париж, а там видно будет.
Он бросился в отель, чтоб забрать багаж. Девушка смотрела на него с удивлением. Жемчужины были еще лучше, чем в тот день когда их выловили в Аравийском море.
Экспертизу делал на улице де ля Пэ крупный ювелир, очень известный в квартале. Он затратил на изучение жемчужин целый час, смотрел их эндоскопом, под микроскопом и даже предложил Рпмуальду купить их у него: они были такие великолепные, такие редкие!
После чего Ромуальд, с портфелем подмышкой, где лежало его сокровище, встретился с Ирен в маленьком баре на улице Руайяль.
Она провела все это время в магазинах, даже заблудилась в Прентан![3] Ромуальд сказал ей, что под действием морской воды шелковая нить истерлась и надо было ее заменить. Девушка даже не удивилась, что бусинки вдруг поменяли цвет, с грязно-серого до нежно-розового, находя это вполне естественным.
Они сняли номер в гостинице на улице Жанны д'Арк, в очень спокойном месте. Ромуальд надел ей на шею чудо из чудес. Само собой разумеется, ювелиру он ни слова не сказал о таинственной болезни жемчуга и чудесном его воскрешении.
– Что будем делать дальше, мой ягненочек? – спросила Ирен. – У тебя остались деньги?
Он неуверенно дотронулся до ожерелья. Другой рукой он в задумчивости мял свой вялый подбородок и чувствовал себя отвратительно.
– Эти жемчужины стоят десятки и десятки миллионов, моя птичка. Мы могли бы… Мы можем…
Пастушка нахмурилась, лицо ее выражало недоверие:
– Можем что, например?
– Ну… Я…
– Я слушаю тебя, Рэмуальд, давай говори…
– Нет, я не могу, оно так тебе идет, так идет…
– Я думаю что неплохо нам было бы пожениться, – сказала Ирен, сев на край кровати и начиная раздеваться. Она снимала чулок заученным жестом, нарочито медленно, как будто чистила персик.
– Давай поженимся, – сказала она, – так велико было ее желание бросить Ромуальда. – Тогда это колье будет моим раз и навсегда. А то ты без конца даешь мне понять, что оно мое только наполовину, как-то временно… Это так раздражает… Если я… Если бы я вдруг ушла от тебя… ты, что… ты бы у меня его отобрал?
– Ты что, уже хочешь от меня уйти? – взорвался он.
– Ну, что ты, я шучу, мой козленочек, но…
– Коночно, – сказал он сухо. – Ты что же, воображаешь, что я тебе оставлю это состояние, если ты меня бросишь и уйдешь к другому?
– Давай вернемся в Кьефран и поженимся там. Я попрошу младшего Фроссинета быть моим свидетелем, чтобы он лопнул от ревности.
– А отец?
– А что отец? Отец нас поженит, он ведь мэр! С досады он разозлится, будет пускать слюни, как новорожденный теленок. Поедем прямо сегодня, дорогой… Мне так хочется стать поскорее мадам Мюзарден де Фальгонкуль.
– Подожди, моя прелесть. Мы сделаем не так. Мы уедем послезавтра, мне надо повидаться кое с кем в Париже. И послушай, сними это ожерелье, ему и в сумке неплохо. Напрасно ты разгуливаешь в нем по Парижу, вчера в метро на тебя все смотрели. Ведь украсть его можно в один момент. А мне эти жемчужины не легко достались, ты знаешь.
Он попытался снять с нее ожерелье, но она накрыла руку Ромуальда своей, его рука скользнула пониже ее спины, тогда она выгнулась, чтобы его дрожащие пальцы могли ощутить в полной мере ее крепкий и свежий крестьянский зад.
– Мы возвращается в Кьефран и празднуем свадьбу, обещаешь? – сказала она.
Чтобы провести полноценную ночь любви, он обещал, хотя перспектива основать семейный очаг в родных местах не приводила его в восторг. Его враги вполне могли вернуться и опять рыскать вокруг леса Грет, а ему совсем не хотелось снова скрываться на заводе своего кузена. Кивая головой, он соглашался со всем, как вдруг его глаза округлились, и в них загорелся безумный блеск. Жемчужины опять потускнели и помертвели, мелкие отвратительные черноватые, сероватые и зелоноватые точки появились на их поверхности, словно мушки поднятые грозой. Фосфоресцирующий блеск жемчуга исчезал на глазах. Ошибки быть не могло: колье опять теряло свою ценность.
Жемчужины снова становились фальшивыми, портились на глазах. И Ирен начали удивлять эти странные изменения оттенка, повторявшиеся слишком часто. Ромуальд сказал себе, что если, женившись на Ирен, он подарит ей ожерелье, которое ничего не стоит, и она это в конце концов узнает, то бросит его наверняка. Она сможет отомстить и по-другому, гораздо хуже. Ромуальд начал задавать себе вопрос, не колдунья ли в действительности его подружка, как это утверждали старухи в Кьефране. Такие еще водятся в некоторых глухих и лесистых местах Франш-Контэ, если хорошенько поискать.
…Они пробыли в Париже неделю. Все это время Ромуальд, под предлогом сложных и срочных экспертиз забрав ожерелье у Ирен, которая начала на него смотреть со все растущим удивлением и недоверием, – метался в панике от одного ювелира к другому. И везде он слышал насмешливый, а часто и довольно оскорбительный вопрос, на какой дешевой распродаже он их купил. Однажды утром, прогуливаясь по площади Жанны д'Арк неподалеку от гостиницы, он подумал о море. Просто так. Мысль пришла сама собой, как бы невзначай. Так бывает, когда переберешь уже все варианты, когда полный тупик.
– А не вернуться ли нам на море, моя лапочка? Погода прекрасная, июль на носу. Правда, пляж будет забит отпускниками, но ничего. На море как на море!
Они соли в микролитражку и покатили по направлению к Бретани.
– А мне можно будет купаться в ожерелье? – спросила Ирен.
– Ну, конечно, моя птичка. Только в ожерелье. Купайся. Будем надеяться, что трудящиеся на него не посягнут.
После нескольких морских купаний в Перро-Гирек, в Сен-Геноле на побережье Вандеи, потом в Шамбр-д'Амур, около Биарицца, его догадки подтвердились. Ирен несколько раз чуть не утонула, жемчужины обильно орошались морской водой, и после каждой такой ванны в течение часа-двух, они вновь обретали свой блеск.
В Сен-Себастьяне, на Плайя Конча, пока Ирен загорала на пляже отеля «Иэабелла Католика» в сияющем розовым блеском ожерелье, Ромуальд случайно узнал, что в соседнем отеле – роскошном дворце – поселился сам Джефферсон Блэк. (Ддя тех, кто не знает: Джефферсон Блэк – это самый крупный в США специалист по драгоценным камням). Он приехал на три дня на свадьбу своей племянницы. Блэк соблаговолил принять Ромуальда эа завтраком, пригласил его за свой столик, и, с аппетитом уплетая яичницу с бэконом и гренки и запивая все это чаем, он слушал вполуха, хотя и благосклонно, рассказ Ромуальда от «а» до «я». Постепенно он заинтересовался. Удивительная история…
– Можно взглянуть на эти жемчужины? – спросил Джефферсон Блэк с набитым ртом.
Ромуальд тотчас же отправился на пляж отеля «Иэабелла Католика». Ирен заснула, ее прекрасная блестящая кожа напоминала поджаренный тост. Он тихонько снял ожерелье с ее лебединой шейки и быстро вернулся в отель к специалисту по камням. Тот потрогал опытными пальцами некоторые из жемчужин, глаза его блестели.
– Никогда не видел такой красоты, – сказал он наконец.
– Я не говорю вам, где их выловили. Я не могу раскрыть вам этот секрет. Я прав, не так ли?
– Понимаю вас. И вы утверждаете, что после каждой морской ванны жемчужины обретают свой прежний вид, становятся такими, как сейчас? Это точно?
– Именно, так, дорогой господин Блэк. Это совершенно невероятно, но это так.
– Вы знаете, жемчужины – загадочные создания… Особенно жемчужины, которые неизвестно, где выловлены… И что, только в морской воде?