Я выезжаю почтовым дилижансом в следующий четверг утром, а в седьмом часу вечера прибуду на постоялый двор Билброу. Буду очень признательна, если Вы пришлете за мной карету.
Засим остаюсь Вашей любящей племянницей,
Закончив письмо, Агнесс промокнула чернила с помощью пресс-папье и аккуратно сложила листок, но запечатывать не торопилась.
Ее охватило возбуждение, которое всегда предшествует переезду — руки начинают подрагивать, предчувствуя тряску в карете, и решительно ни на чем нельзя сосредоточиться! Рассеянным взором она обвела обстановку гостиной для старших учениц: бежевые обои, местами переходящие в желтизну, колченогая плюшевая мебель с продавленными сидениями, начищенная до блеска каминная решетка (огонь в мае — непозволительная роскошь!) Письменный стол был придвинут к окну, и Агнесс, чуть вытянув шею, могла разглядеть, как ученицы занимаются гимнастикой во дворе, поднимают гантели и смешно приседают в своих длинных юбках.
Помимо Агнесс в гостиной задержались три пансионерки, которым сегодня нездоровилось по-женски. Доски для выпрямления осанки им перестали привязывать тогда же, когда они сменили длинные переднички на взрослые платья. Так почему бы не развалиться на кушетке в позе одалиски? Нет такой причины!
— Скажи, Несси, а этот твой дядюшка, он ведь холост? — с напускным безразличием спросила Ханна Гудрэм, когда Агнесс встала и разгладила юбки.
— Да, вроде бы.
— Он в летах?
— Если честно, я не знаю. О таком невежливо спрашивать.
Тем не менее, у Агнесс имелись кое-какие догадки на сей счет. Каждое Рождество она получала письмо, в котором дядюшка справлялся о ее духовном росте за год. Агнесс почему-то не сомневалась, что рука, выводившая эти твердые буквы, покрыта старческими пятнами. Вот шишковатые пальцы сжимают перо — не обгрызенное, как у нее самой, а белоснежное, без единой зазубринки. Вот шевелятся бескровные губы, лоб прорезает глубокая морщина: мистер Линден переживает за душу племянницы.
К письму прилагалась банкнота в 10 фунтов, которую дядюшка, видимо, считал исчерпывающим подтверждением родственных чувств.
— Но, наверное, ему под пятьдесят, не меньше.
— Старый, — вздохнула Сесиль Лебран, юная креолка, дочь коммерсанта с Ямайки.
— Ах, возраст тут не при чем! Главное, что он холост! Несси, он ректор или викарий?
— А какая разница? — навострила ушки Сесиль.
— Огромная! Не знаю, как у вас, но у нас прихожане платят десятую часть дохода на содержание священника. Ну так вот, если священнику причитается вся десятина до последнего пенни, он ректор.
— А чтобы стать ректором, надо хорошо учиться в семинарии, да?
— Ах, если бы! Достаточно купить приход у другого ректора, если деньги позволяют. Некоторые так и вовсе покупают два прихода, а то и три.
— Но как же они успевают во всех служить?
— Вот как раз для этого ректор нанимает викария — своего заместителя в приходе. Предоставляет ему дом и платит, сколько не жалко, — вздохнула Ханна.
Все эти хитросплетения были знакомы ей не понаслышке — как раз таким викарием служил ее отец.
— Поэтому за ректора нужно сразу выходить замуж, а за викария… а за викария уже по обстоятельствам, — пояснила она.
Сесиль жеманно пожала плечиками. Ей, католичке, до сих пор претила мысль, что священники вообще могут вступать в брак. Это было странно и даже как будто неприлично.
— Мистер Линден — ректор, — не без гордости поведала Агнесс. — Более того, он младший сын графа. Он, верно, унаследовал бы титул, но его старший брат скончался, оставив сына. Тот сейчас в Итоне. А дядюшка приглядывает за поместьем, покуда мой кузен не достигнет совершеннолетия.
По телу Ханны пробежала дрожь, словно у гончей, взявшей след лисицы.
— Знаешь что, Несси? Забудь все, что я говорила! Ну зачем тебе ректор? Лучше дождись, когда кузен из Итона вернется. А с дядюшкой постарайся просто ужиться. Угождай ему, чуть что — «да, сэр, как прикажете, сэр». Глубокий книксен, глазки опущены, ресницы покорно трепещут… А сама ждешь кузена!
— Главное, не рассказывай ему о своих способностях. Например о том, как ты утихомирила наш полтергейст.
Эту реплику подала Эми Шарп, главная бунтовщица пансиона. Поставив ноги на каминную решетку, она листала «Записки о демонологии и колдовстве» сэра Вальтера Скотта.
— Ну, хвастаться и правда нехорошо…