Алик суетливо съехал с обрыва к урезу воды, протянул Славке длинную берёзовую палку с уже взведённым расщепом.
— Этак ты и меня поймаешь, — уклонился от расщепа Славка и взял палку ниже настороженной рогульки.
«Подзорная» труба болталась верхним концом почти на уровне Славкиной головы, но её сносило течением вниз, и качели пришлось использовать по прямому назначению — раскачаться, чтобы поймать её. Славка зажал трубу между ног, запустил в её полость удилище и только тогда заглянул внутрь.
— Ну, что там? Чего видишь? — рискуя съехать по осыпающемуся основанию берега в омут, вытанцовывал нетерпеливо Алик.
— Ой, как на Луне! — Славка, кажется, не только нос, но и рот забил в трубу, потому что голос у него сделался глухим, будто Славку замуровали в бочке.
— Что, не видно ничего? — допытывался Алик.
— Наоборот, светло… — бубнил Славка. — Ой, как на Луне… А ракушек-то, ракушек-то…
Алик таки соскользнул одной ногой в воду, упал на руки и стал карабкаться на обрыв.
— Вячеслав, ты только с признаками бери… Ты осмотрись, ты с признаками, — уговаривал он, цепляясь пальцами за жилистые нити земляных орехов и взбираясь медленно вверх.
— Ой, Алик, они все одинаковые, — растерянно признался Славка, не заметив, что назвал товарища не Альбертом, а Аликом, хотя в Полежаеве все ребята знали, что Алик на «Алика» не отзывается, что его «Аликом» можно вывести из себя: «Я вам не семилетний мальчик сюсюкать, у меня полное имя есть».
И вот ведь и Алик не заметил, что Славка назвал его неполным именем.
— Не могут быть одинаковыми. — Алик, сорвавшись, заскользил грузно вниз, но, застопорив, удержался на выступчике земли у самой воды. — Ты лучше, Вячеслав, смотри. Может, тебе темно? Может, зрение слабое?
— Да нет, хорошо видно, как с фонарём. — Славка водил трубой по речному дну. — Раковин-то, раковин-то! — изумлялся он.
— Ну, а с признаками? — направлял его действия Алик.
— Вот вроде нашёл!
Славка, одной рукой придерживая трубу, другой наводил на цель удилище. Торчавший из трубы его верхний конец суматошно ходил вправо, влево, вверх, вниз, пока, наконец, не замер и уверенно не пошёл к обрывистому берегу.
— Есть, — закричал Славка, — зацепилось!
Тишка, стоявший на обрыве, поймал основание удилища и потянул на себя.
— Осторожнее, Тихон, осторожнее, — умолял его снизу Алик, а когда увидел выползший из трубы расщеп с зажатой раковиной, закричал Тишке горячо и взволнованно: — О кусты не задень, а то сорвёшь! — И стремительно — откуда только ловкость взялась! — вскарабкался по осыпчивому уклону наверх, ни разу не оскользнувшись.
— Ну-ка, ну-ка. — Он задышливо подбежал к удилищу, разжал руками отщеп и схватил с земли высвободившуюся раковину.
Она и в самом деле была с вмятиной на боку.
— С бороздкой, Славка! Она с бороздкой! — закричал Алик и заплясал.
Он не стал дожидаться, когда перловица обсохнет и полуоткроет свой щелевидный рот. Он воткнул в щель лезвие ножа и, как и в прошлый раз, развернул его поперёк моллюскова рта, забил туда деревянный кляп, чтобы створки не сомкнулись, и стал ковыряться ножом в содержимом раковины.
— Да должна же быть! — сердился он оттого, что ничего не находил. — Вот тут, под вмятиной, и должна.
Под вмятиной находился упругий комок жёлтых мускулов. Алик отбросил нож, залез в щель пальцем, прощупывая им мясо моллюска.
— Чёрт возьми, нету, — наконец отчаянно выдохнул он.
— Ну, как там? — поинтересовался Славка.
— А ты не отвлекайся! Лови! — закричал на него Алик. — Следующую лови!
— Как ловить, когда и удилище у вас? — оправдался Славка.
Алик набросился на Тишку.
— А ты чего ртом мух ловишь? — язвительно спрашивал он. — Ты, что ли, раковину-то потрошил? У тебя что, обязанностей нет?
— Есть.
— А ты почему их не выполняешь?
Тишка оглянулся на костёр: он уже не дымил, а горел ровно и весело. Огонь доставал даже траву на обрыве, она обуглилась и торчала из земли чёрными шильцами.
— У меня всё в порядке. Выполняю.
— Выполняешь… А где удилище? Почему не подал его Вячеславу?
Тишка обиженно засопел носом:
— Так у меня же другие обязанности. У меня костёр и Никола.
— Видишь, что все заняты делом, и стоишь — руки в карманах. А где инициатива? Где смекалка?
— Так сказал бы. Я бы, конечно, подал.
— Тихон, я безынициативных не терплю, — строго заявил Алик. — Прошу это учесть.
— Я учёл, — торопливо согласился Тишка и потащил удилище к обрыву.
— А кто будет запруживать? — остановил его Алик.
«Вот ведь какой безголовый», — расстроился Тишка и подтянул вершину удилища к себе. К нему на нитке была привязана распорка. Её-то Тишка и забыл вставить в расщеп. Дело это нехитрое: развёл руками рогульки расщепа и распёр их болтающейся на нитке палочкой. После этой несложной операции удилище можно подавать Славке.
— Держи!
Славка, заворожённый дном омута, водил трубой вокруг себя, и было ему наплевать на то, что творилось на берегу.
— Ой, кого там только и нету! — восхищался он. — Кто только и не ползает по дну!
— Вячеслав! — прикрикнул на него Алик. — Ты не в кино.
— Да я ведь не глазею… Я раковины с признаками ищу. Только их больше не видно. — Он уже всунул удилище в трубу и, раскачиваясь, ездил вместе с нею взад и вперёд.
— Уродливые выбирай, — подсказал Алик. — С незакрытыми створками.
Славка оторвался от трубы.
— Ну, посмотри сам, — обижаясь, что Алик не верит ему, сказал он. — Я когда и нырял, так тебе говорил, что они все с незакрытыми створками.
Алик решительно двинулся к корявому стволу ивы.
— А ну, освободи место. Я полезу.
Славка охотно засуетился. Подтянулся на руках, встал на доску, на которой только что сидел, но она из-под него вывернулась, и он, в одежде, полетел в воду.
Тишка было захохотал, но Алик метнул в его сторону сердитый взгляд, и Тишка замолчал.
Славик выполз на берег. С него журча стекала вода, рубаха и штаны льнули к телу. Славка развёл руки в стороны и походил сейчас на пугало, которое устанавливают в огороде, чтобы отгонять от посевов кур. Оскальзываясь на становящейся мокрой под ним земле, он перебрался к костру.
— Ну, что же, — сказал Алик, — учтём чужой опыт, — и разделся на берегу до трусов. — Подсади меня, Тихон.
Тишка, натужась, помог Алику влезть на дерево. Алик забрался на отросток, склонённый над рекой, и неумело стал спускаться по верёвке к сиденью. Верёвка у него изгибалась, как живая.
— Ты ногами её оплети, ногами, — подсказал Тишка, опасаясь, что Алик не выдержит поучений и разразится бранью. Но он послушно оплёл верёвку ногами, и она перестала крутиться.
Алик коснулся пяткой доски, но, обрадовавшись, слишком резво перехватился руками вниз: доска вывернулась из-под него, а руки не удержали тела, и Алик оказался зависшим над водой, лежащим на доске вперевес, как мешок на седле. Качели ходили растревоженным маятником.
— Альберт, подтягивайся на руках! — закричал от костра Славка.
Но Алик не собирался подтягиваться. Он, ухватившись обеими руками за левую верёвку, сумел как-то закинуть на доску правое колено, а потом и вообще переопрокинуть через неё всю ногу. Теперь он был как на коне, но сидеть так оказалось не только неловко, но и неустойчиво, потому что качели ходили маятником и Алика в любую минуту могло опрокинуть набок. Он, выждав, когда качели остановятся, держась уже за обе верёвки, перенёс левую ногу к правой. Теперь ему можно было ловить подзорную трубу. Он не сразу справился и с этой задачей, но когда справился, обхватив по примеру Славки берёзовый отпилыш ногами, то прильнул к «окуляру» с жадностью младенца.
— Ну, что видишь? — крикнул ему Славка.
— Луну! — засмеялся Алик.