Значит, ославушка по Полежаеву не пойдёт, можно бы Алику и не прятаться от людей.
А может, он изучает дополнительную литературу, ищет новые доказательства в свою пользу? Ну, берегись, Зиновий Васильевич, если Алик что-то в книгах найдёт! Спуску не будет…
Возчики съехали на лошадях в луга. Тишка, сострадая, следил за братом. Славка бросил поводья и, ухватившись за кольцо седёлка, полностью доверился кобыле, не правил ею. Она по наитию выбирала дорогу, огрузая в пузырившейся воде копытами, и шла к валку скошенной осоки без понукания, понимая, видимо, зачем её спустили к реке.
Старухи уже поджидали возчиков. Помимо кос, у них были припасены и вилы, и когда лошади, проваливаясь в зыбунах задними ногами, а передними всегда неизменно угадывая земную твердь, выехали каждая к своему валку, старухи отбросили косы в стороны и сноровисто засеменили обочь волокуш, подбирая на отсвечивающие солнцем рога металлических вил посильные охапки осоки и кидая их на топорщившиеся сучьями стволы берёзок. Возы росли быстро. Тишка боялся, что они, затяжелев, огрузнут и лошадям их будет не взять, но волокуши легко скользили по топи.
Первым воз наложили Славке, пожалев, наверно, его, мучавшегося своим неумением сидеть на лошади, — три старухи наперегонки крутились вокруг него с вилами, помогали ему, отобрав вожжи, выехать из зыбуна на взъём, а дальше уже Славка правил сам, подбоченясь орлом, будто с горы и не видно было, как он внизу маялся и страдал. Он подъехал к яме.
— А ну, шантрапа, не задерживайте меня! — приказал ребятам.
Как же, был вторым, а у финиша оказался первым. Может, и на целый круг обгонит потом.
Павла Ивановна, высвободив из осоки плетёную ивовую перемычку волокуш и воткнув позади неё вилы поглубже в землю, уселась на возу и прижала к себе черень вил:
— А ну, Слава, трогай!
Славка понудил лошадь, она, натужась, упёрлась копытами в дёрн и вытащила волокуши из-под воза. Осока копной осталась на бруствере ямы.
Славка, гордый, поехал за новым возом, а ребята саранчой набросились на траву и по охапке растаскали кучу. Тишка не успел опомниться, как уже весь воз был сбросан в яму.
Яма оказалась глубокой, и когда кто-то из смельчаков спрыгнул на пружинящую внизу траву, его голова не доставала и трети сруба.
За толкотнёй и суетой не заметили, как подъехал Митька. А за ним уже вереницей выстроились и другие возчики.
— Налетай — подешевело, — горланил кто-то, — расхватали — не берут…
Работа закрутилась колесом. Всхрапывали лошади, скрипели от напряжения гужи. Зелёным вихрем взлетала над бруствером ямы трава. Кого-то уже внизу засыпали. Кто-то, натужась, опрокинул весь воз набок и звал на подмогу, чтобы закатить его в яму целиком.
Павла Ивановна летала от волокуш к яме, от ямы к волокушам курицей-наседкой, одного работника подбодри, другого поторопи, третьего на ходу приголубя. Платок у неё сбился с головы, в волосы напуталось травы, но ей некогда было перевязаться. Тишка впервые за свою жизнь осознал, что это такое, когда про работу можно сказать, что она кипит.
Работа и в самом деле кипела.
— Ну что, Тишенька? — ветром пролетая мимо него, улыбалась Павла Ивановна. — Поясницу ещё не ломит?
— Нет.
Но Павла Ивановна уже не слышала его ответа. Она шаром-глобусом катилась с ношей мимо другого и пела ему:
— Вот Виталик-то молодец… Понемножку носи, понемножку, не надорвись… — А докатившись до ямы и заглянув в неё, советовала: — Ребята, по углам растаскивайте, по углам, надо, чтоб в углах не пустовало…
Скопом закатили в яму и опрокинули воз.
И как-то всё разом стихло. Перед глазами открылось небо. Оказываете всю вереницу лошадей пропустили, а Славка, уехавший раньше других по новой ещё не успел нагрузиться.
Тишка увидел, как уже четыре бабы, не три, шли обочь Славкиных волокуш — по две с каждой стороны, — и воз вот-вот будет вершиться. Времени для передыху немного.
Тишка подскочил к яме и замер: было всё так же глубоко, как и после первого воза. У Тишки не хватило духу прыгнуть. В углу сруба была поставлена лестница. Павла Ивановна спустилась по ней и тут же выстроила ребят гуськом, повела их по кругу:
— За мной, ребята, за мной.
Цепочка, изгибаясь, потянулась вдоль сруба, особенно усердно топчась в углах.
Наверху остались Тишка с Николой. Тишка его увидел впервые за сегодняшнее утро. Никола, навалившись грудью на сруб, смотрел в яму и гоготал.
— Никола, прыгай сюда! — кричали ему.
— Не-е, — крутил головой Никола.