А Павла Ивановна, стащив с шеи платок, замахивалась на кричавших:
— Я вам спрыгну…
Тишка и пристроился к Николе, сделав вид, что поддерживает его, не даёт упасть.
— Вот у меня Тиша-то молодец, — запела Павла Ивановна. — Без подсказки всё видит. Я-то, старая дура, в яму залезла, а ребёнка оставила наверху. А ну упадёт ребёнок.
Она направилась было к лестнице, во Тишка успокоил её:
— Ивановна, я понянчусь…
— Вот у меня Тиша-то молодец, — затянула по новой Павла Ивановна, но тут же сбилась, огрузнув ногой в углу. — Витя, сюда охапку тащи с середины! Ещё одну… В углы, ребята, поболе таскайте.
Она пробежалась по яме, останавливаясь по углам, топчась в них с особым старанием, подпрыгивая, и, наконец, выдохлась, села там, где только что копошилась:
— Всё, не могу! — Лицо у неё по-девичьи раскраснелось. — Где мои семнадцать лет, куда они девалися? — вспомнила она старую печальную частушку, но до конца её петь не стала. — Ну, ребята, если нынче и эту яму засилосуем, так куда с добром…
— Ивановна, конечно, засилосуем! — крикнул уже подъехавший Славка.
Павла Ивановна захлопала руками:
— Ой, Славик здесь, а я-то сижу…
Она торопливо вскарабкалась по лестнице наверх:
— И когда успел обернуться, ведь только что здесь был…
Славка от похвалы надулся, будто и в самом деле от него зависело, что бабы так быстро ему наклали воз.
— Стараемся, Ивановна! — гаркнул он.
— Ой, стараетесь, ребята, стараетесь, — поддержала его Павла Ивановна. — Нынче благодаря вашим стараниям скотина сытая будет.
Она опять вонзила вилы в землю перед возом, и Славкина лошадь легко сдёрнула волокуши с места. Тишка, подскочив к куче сбоку, хотел, подлезши под неё плечом, запрокинуть траву к яме, но у него не хватило силёнок.
— Мало каши ел, — подъелдыкнул отъезжающий Славка, а Павла Ивановна, увидев, что Тишкино лицо налилось натужной краской, подбежала, заохав:
— Тишка, да и потихоньку сделаем, куда торопиться… — Она кликнула из ямы ребят: — Хватит кувыркаться, идите нам пособлять!
Вылезшая орава навалилась на воз и запрокинула его в яму: охапками уже таскать не хотели, научились работать плечами.
— Ой, молодцы! — не уставала нахваливать свою команду Павла Ивановна. — Да ведь мы с вами животноводство в гору поднимем: скотина сытая будет у нас, не изголодает.
Никола ошарашенно смотрел на Павлу Ивановну.
— Ну что, миленький? — спросила она.
— Бабуля, а коловки холошие? — спросил он.
— Хорошие, мой милый, хорошие. Коровки, конечно, хорошие: они молочко дают…
— А ты почему их скотиной лугаешь?
— Да ты что, Николай! — растерялась Павла Ивановна. — Я не ругаю. Их так зовут…
Объясниться им до конца не дали, потому что один за другим подъехали новые возчики, и Павла Ивановна, оттащив Николу от ямы, чтобы не путался под ногами, опять залетала над землёй, будто и не жаловалась только что на усталость.
На опрокинутую в яму траву решился прыгнуть и Тишка. Осока спружинила, как надувной матрац, и у Тишки замерло от восторга сердце. Он выбрался по лестнице наверх и прыгнул снова. Восторг не убавился, и Тишка, увидев, что над бруствером ямы опять склонился Никола, закричал ему:
— Македонский, давай сюда!
Никола несогласно тряс головой, а глазёнки-то и у него горели желанием. Он даже поднялся на бруствер и вытянул руки солдатиком.
— Прыгай!
Никола закрыл глаза, но, спохватившись, тут же открыл их и отступил назад.
— Да ты что, Александр Македонский? — укорил его Тишка. — Где твоя воля? Прыгай!
Он выбрался наверх и, схватив упиравшегося Николу под мышки, закричал ребятам, барахтавшимся в яме. чтобы они расступились, освободили им место. Пока он командовал, готовясь к прыжку, Никола вырвался и убежал.
— Эх ты, а ещё полководец! — безнадёжно махнул ему Тишка вслед и прыгнул один.
Он из ямы, на фоне неба, увидел Алика. Алик, покачиваясь на носочках, держал руки в карманах брюк и презрительно морщился.
— Op и рёв, — сказал он Павле Ивановне, кивая вниз.
— Пошто рёв? — возразила она. — Веселье. У нас никто не ревёт.
Тишка, не чувствуя ногами перекладин лестницы, вылетел наверх:
— Альберт, смотри! — Он прыгнул в яму не солдатиком, как обычно, а головой вниз, успев в воздухе перевернуться и встать на траву ногами. — Давай сюда! — закричал он, возбуждаясь своим успехом и задирая вверх голову.
— Ещё чего, — скривил Алик губы, и Тишка, перестав задирать голову, вдруг увидел на уровне своего лица лягушку. Она сидела на заплесневевшем бревне сруба и шевелила вздувшимися щеками, как жевала.