— Молчишь… Не поверили, — вздохнул председатель.
— Да здесь же с признаками, — не выдержал Тишка укора. — А в Керети были без признаков. — И добавил, как главный козырь: — Мы же не для себя, мы — для колхоза. Почему не проверить-то?
Председатель задумался: логика в Тишкиных словах, видно, была — против неё не попрёшь.
— Ну, хорошо, проверяйте, — согласился с ним председатель. — Только я тебе, Тихон, хочу сказать, что если вы собираетесь сделать колхоз богатым, то лучше не жемчуг ищите, а в работе нам помогайте…
— А мы и помогаем, — выпятил Тишка грудь. Председатель-то что у них, ослеп? Не видит, что силосуем, а не баклуши бьём?
Зиновий Васильевич почувствовал перемену в Тишкином голосе, поощряюще похлопал его по ноге повыше колена, случайно не попав по карману.
— Молодцы, Тихон, что помогаете, — сказал он, довольный. — Вот эту яму засилосуете, я вас и на другую переведу. Не сробеете?
— Не сробеем! — гаркнул Тишка так звонко, что лошадь запрядала ушами.
— Вот и хорошо, — сказал председатель. — Вот и будет колхоз богатеть. — Помолчал и, выделяя каждое слово, добавил: — Благодаря вашим трудам…
Тишкину груда распирала гордость: шутка сказать, сам Зиновий Васильевич признал, что колхоз разбогатеет, когда они засилосуют две ямы.
Председатель подал ему на прощание руку:
— Ну а вам за труд тоже начислим, что полагается. Так что после сенокоса пожалуйте в кассу…
Вот уж этого-то Тишка не ожидал. Ещё и заработок председатель сулит. То-то мать обрадуется, скажет: «Ну, теперь ничего не страшно, кормилец вырос у нас». — «Не кормилец, кормильцы!» — поправит её Славка, и мать их обоих сграбастает обнимать.
Председатель уехал на своей лошади, а Тишка весь день был как во сне. И о раковинах забыл, которые возил в карманах. Вспомнил, когда уже выпряглись и отвели лошадей на конюшню. Раковины заслюнявили белой слизью штаны, и когда Тишка достал их из кармана, когда увидел, как они, ссохнувшись, пораскрывали изуродованные признаками створки, в нём всё ворохнулось, к горлу подступил несглатываемый комок: «Ой, Тишка, а если самородок бросаешь?» Бывает же так, что недотёпа и золото, приняв за камень, отопнёт от себя, а удачливый нет, удачливый обязательно поднимет да поглядит — потому он и удачливый.
Тишка сунул раковины в заскорузлые от слизи карманы и, придерживая их руками, затрусил к сельсоветскому зданию. Оглянувшись, не следит ли за ним Славка, он юркнул под лестницу, где был вход в Аликову квартиру.
Алик был дома. Стол у него оказался накрытым широким, как скатерть, ватманским листом бумаги. Алик чего-то чертил.
Тишка, сияя, вызволил из карманов раковины:
— Альберт, все с признаками! Давай проверять! — Он положил раковины на табуретку, потому что стол был занят, и пытливо заглядывал Алику в лицо, сознавая, что потрафил ему. Но Алик к раковинам не прикоснулся.
— Видишь ли, в чём дело, Тихон, — сказал он размеренно и прошёлся по комнате, поскрипывая половицами. — Председатель был прав…
Значит, результаты проверки оказались плачевными… Но ведь с Аликовыми раковинами не повезло, а с Тишкиными вдруг что-то и выгорит.
— Проверить-то можно? — настаивал он.
— Ах, Тихон, Тихон, — поучающе проговорил Алик. — Проверять надо, когда теория подходит к определённому выводу, который требуется подтвердить практикой. А здесь чего проверять?..
— Но…
— Что «но», Тихон? — похлопал его по плечу Алик. — Я вижу: ты верный товарищ, не то что твой брат, который уже переметнулся к Дмитрию.
Тишка никогда не идеализировал своего брата, но правда есть правда.
— Ни к кому Славка не переметнулся, — набычился он, и тут ему на ум пришёл такой козырь, что Тишка сам удивился, как он об этом сразу-то не подумал. — Славка теперь уж и на лошади-то не работает, в яме торчит… А Митька — на лошади…
— Ну и что? — спросил Алик.
Да как это что?
— Они совсем врозь, — пояснил ему Тишка.
Алик задумался, вздохнул и, как в старой книжке, сказал:
— Ну, бог ему судья…
— А он неверующий, — на всякий случай предостерёг Алика Тишка.
— Да я тоже неверующий, — сказал Алик. — Но у образованных людей так принято говорить…
— А-а-а, — понимающе протянул Тишка и с тоской посмотрел на раковины: выходит, зря старался, Алик в их сторону и не смотрит.
Алик, будто прочитав его мысли, проникся к Тишке сочувствием:
— Я, конечно, дам тебе ножик, чтобы ты убедился в своём заблуждении, — сказал он, отправляясь на кухню, и, вернувшись уже с ножом, продолжил: — Видишь ли, я докопался до истоков нашей ошибки…