— Ага, взлослые, — упорствовал Никола, — а сами — дети…
Тишка подтащил его к лошади:
— Давай я тебя на Ульяне прокачу…
— Я узе накатался.
— Ну, вот ленточку выплетай из гривы…
Зиновий Васильевич наигранно строго прикрикнул на Николу:
— Недисциплинированных отчислим из бригады! Пускай дома сидят, раз не умеют себя вести.
Никола сразу притих. И слава богу, никто не догадался, о каком кладе он говорил. Все приняли его взбрык за детский каприз.
— Голову, наверно, солнышком напекло, — забеспокоилась Павла Ивановна. — А так ведь он парнишечка послухмяный.
Она сграбастала Николу в охапку и понесла его в тень, под навес силосной ямы:
— Давай с тобой траву трамбовать.
Никола скосил глаза на Зиновия Васильевича. Зиновий Васильевич сердито нахмурился, и Никола, понурив голову, поплёлся за Павлой Ивановной по кругу вдоль сруба ямы, старательно приседая то на одну ногу, а то на другую.
— Слушай-ко, — шепнул он Павле Ивановне, шепнул так, что всем было слышно. — А клада и вплавду нет!
— Да, конечно, нет, — согласилась с ним Павла Ивановна. — Какой в наше время клад? Это раньше закапывали богатеи.
Никола успокоился, и у Зиновия Васильевича отлегло от сердца.
Конечно бы, в разглашении тайны, с которой носился Тишка, ничего страшного не было. Но Зиновий Васильевич опасался утратить доверие ребятишек. Мелочь, казалось бы, если б проговорился Никола о жемчуге. Ну, посмеялись бы ребята над неудачниками. Но для Зиновия Васильевича сегодня потерять доверие того же Тишки — это всё равно что клада лишиться. Да что для Зиновия Васильевича? Для всего колхоза! Сено-то будет есть не Зиновий Васильевич. А изобиженные на него ребятишки могут и заупрямиться, не поехать на Кереть. Так что с мелочами приходилось считаться…
Кереть ждала их за своим кладом.
Зиновий Васильевич понимал, что много техники туда не загонишь. Работает на «Беларуси» Витька Зотов, таскает косилку, а пресс-подборщик рулонный на Кереть уже не завезёшь: габариты другие — по ширине-то и подходящий, но высок больно, да и устройство сложное, собрать-разобрать не просто. Вот конные грабли можно туда переправить. Ну, и волокуши, конечно, — эта техника по нашим местам самая безотказная…
— Будем, ребята, на Керети сено грести, — объявил он, — Шалаш там поставим… Ночью костёр разведём…
Удочки прихватите с собой, форели на зорьке наловим, сварим ухи…
Шалаш и уха заинтриговали ребят. Они загомонили наперебой. И, ещё не дав согласия на поездку, завалили Зиновия Васильевича предложениями:
— Фонарики надо взять: ночью-то темно…
— Накомарники, ребята, берите.
— И соли… Рыбу-то солить надо…
Но в самый-то корень смотрел Тишка.
— А мы в одном шалаше не поместимся, — после некоторого раздумья объявил он.
— Так неужели мы, Тихон, двух не построим? — засмеялся Зиновий Васильевич. — Для таких-то орлов?
Павла Ивановна привычно всплеснула руками:
— Ну, ты и бес, Зиновий…
Похвалила, значит, таким образом председателя.
Польщённый её похвалой, Зиновий Васильевич повернулся к Тишке.
— Ну, так что, Тихон, и на этот раз не сробеете? — повторил он старый вопрос.
Тишка расплылся в улыбке:
— Нет! Не сробеем!
И Зиновий Васильевич благодарно подумал, что надо бы ребятам купить в премию по велосипеду, но придержал язык, ничего не сказал о премии: не хотелось раньше времени рассекречивать сюрприз.
Ребята, не унимаясь, гомонили:
— Ножик возьми!
— Топор!
Зиновий Васильевич поднял руку, требуя тишины:
— Самое главное не забудьте: с родителями посоветуйтесь, может, и не отпустят кого… Ну, а в общем, через день будьте готовы.
Павла Ивановна, насмешничая, подняла руку в пионерском салюте:
— Всегда готовы!
Зиновий Васильевич не знал, получится ли всё так, как происходило в прежние годы. Да-а-вно, давно-о это было. Но в его душе поездки на дальние сенокосы сохранились как праздники. Да что там праздники! Праздники-то как раз и забылись, ни одного не вспомнить — от них осталось смутное ощущение запаха пирогов в избе да картины возбуждения родителей от того, что скоро приедут гости, а когда они приезжали и, раздав ребятам гостинцы, садились за стол, всё тонуло в обычных, как казалось Зиновию, разговорах, расспросах, воспоминаниях, и он вместе с братьями и сёстрами убегал во двор, чтобы не томиться скукой. А сенокосы запали в память не разговорами, а увлечённой работой.
Помнится, бригадиром в Полежаеве был Ваня Сак. Вот выдумщик! Он не просто давал ребятам наряд: ты иди сегодня туда-то, а тебе поручается сделать то-то, а обставлял свои распоряжения, как над ним посмеивались в деревне, причудами, будто сам не наигрался в детстве и вот теперь норовил вернуть безвозвратно утраченное.