Из-под взгорка вынырнула дуга, а потом уж Зиновий Васильевич увидел лошадиную голову и ездока. Митька Микулин! Он сидел на лошади боком, обе ноги покоились на оглобле, руки сложены на коленях. Не верхом парень едет, а на завалинке под окошком сидит — спокойнёхонек, даже ногти грызёт. Лошадь сама выбирала дорогу, и он доверялся ей. Лишь перед бруствером ямы Митька нащупал рукой сползший на гриву повод и, натягивая его то справа, то слева, помог лошади расчётливее подъехать к месту разгрузки.
«Ох, казаки! — одобрил Митькину кавалерийскую небрежность Зиновий Васильевич. — Будто в седле родились».
— Ну, так как работается? — подошёл Зиновий Васильевич к яме и помог налетевшей саранчой ребятне высвободить воз.
Павла Ивановна улыбалась:
— А куда с добром, председатель! Частушки даже поём.
— Слышал, слышал…
Воз растащили по углам ямы. Зиновий Васильевич прыгнул вниз, прошёлся вместе со всеми по кругу и, увлёкшись работой, не заметил, что из-под угора к яме вывернул новый всадник — Тишка.
— Зиновий Васильевич! — закричал он, ликуя. — А мы вторую яму кончаем!
— Молодцы!
Тишка скатился с лошади. В фуфайке, на которой он сидел, у него был завёрнут клок зелёного клевера (видно, ухватил около купалища). Тишка прямо из рук скормил клевер лошади:
— Ешь, Улька, ешь…
Она уже, видно, привыкла к таким подачкам и, когда дожевала корм, снова потянулась к Тишкиным ладоням.
— А больше нету! — вытянул он руки.
Улька обнюхала их и ткнулась губами к Тишкиному уху, будто что-то хотела ему шепнуть. Грива съехала ей на глаза, и Зиновий Васильевич, обомлев, увидел, что в неё вплетены разноцветные ленточки. Батюшки! Да откуда Тишке-то знать, что исстари русский мужик украшал коня именно таким образом? С молоком матери, что ли, передалось? Само собой вышло?
Тишка разгладил гриву, ленточные косы выставил напоказ — красиво!
Павла Ивановна кивнула в сторону Тишки:
— Разве худо живём?
Тишка, загордясь похвалой, поправил чересседельник, проверил гужи — ему показалось, что поослабли, так он, как заправский мужик, подтянул супонь.
— А что, Тихон, ты своё слово сдержал, — сказал председатель.
— Какое? — уточнил Тишка.
Зиновий Васильевич засмеялся.
— Запутался, что ли, в своих обещаниях, счёт потерял? — спросил он.
Тишка засуетился, бросился снова проверять гужи, а сам морщил лоб и всё косил глазом в сторону Зиновия Васильевича, будто дожидался подсказки.
Зиновий Васильевич пошёл Тишке на выручку:
— А помнишь, я тебя недавно спросил про вторую яму: не сробеете, мол, засилосуете? Ты пообещал не сробеть.
— Так мы и не сробели! — обрадовался Тишка, что вопрос оказался незаковыристый. — Сегодня закончим!
Зиновий Васильевич и сам видел, что работы осталось на три часа. Потом надо будет дать яме выстояться, выждать денька три иль четыре, чтоб осока в ней слежалась плотнее, осела, и, добавив несколько возов свежей травы, запечатать её плотно-наплотпо сверху землёй. Вот тогда можно рапортовать, что яма готова. А в общем-то, она, конечно, уже готова. В сопоставлении с тем, что сделано, завершить работу — это всё равно что нахлобучить шапку на голову, когда сам уже и обут, и одет, и даже перчатки натянул заблаговременно на руки.
— Молодцы! — опять похвалил Зиновий Васильевич и, сам сознавая, что замахивается на лишнее, но тут уж с собой ничего не поделаешь (председателю колхоза, сколько б чего ни делали, всё мало), вприщур посмотрел на Тишку. — Ну, а ещё б не сробели?
Тишка не задумывался ни на минуту, гаркнул звонко, так что лошадь застригла воздух ушами:
— Не сробели бы! — Он торжествующе посмотрел на Зиновия Васильевича. — Только ямы нету.
— А ямы нам и не надо, — сказал Зиновий Васильевич.
Павла Ивановна, заинтересовавшись разговором, выбралась к ним наверх.
— Ты куда это, Зиновий, клонишь? — насторожилась она.
— К работе!
Зиновий Васильевич не сегодня загорелся этой непростой мыслью. Только бы ребята выдержали то напряжение, какое он надумал им предложить. Ивановна-то выдержит и не такое: она двужильная.
Павла Ивановна будто прочитала, что у него в голове:
— Ой, смотри, Зиновий, я уж сяду — так и не встать. Ноги из послушания вышли.
— А ты сидячая нам и нужна, — засмеялся Зиновий Васильевич. — Как престарелый генерал, будешь сидеть на копне и нас консультировать. Нам не ноги твои, а голова нужна…
— Ой, леман, — снова вспомнила Павла Ивановна своего демона-чёрта. — Чего уж ты такое надумал?
Зиновий Васильевич построжел и переспросил у Тишки:
— Точно не сробеете?
— Точно!
Зиновий Васильевич для придания очередному вопросу большего веса выдержал паузу и только после этого спросил:
— Ну, а на Кереть поедете?
Тишка неожиданно увял, насупился и даже — показалось Зиновию Васильевичу — обиделся на него.
— Зачем впустую-то ноги мять… — неохотно отозвался он и исподлобья зыркнул на Зиновия Васильевича недобрым, колючим взглядом.
Зиновий Васильевич невольно поёжился, не сразу сообразив, откуда эта колючесть.
— Да не щуку ловить, — наконец догадался он, что встревожило Тишку. — Не щуку.
Маскируя от ребят и от Павлы Ивановны предмет Тишкиной тревоги, Зиновий Васильевич свёл разговор на щуку. Она за последние дни выросла у них в символ загадочности. То ею интересовалась Павла Ивановна, когда застала председателя на лугах по колено в воде, то Зиновий Васильевич сам взял напрокат её же загадку, когда Тишка набил карманы раковинами. Оба спрашивали о щуке, вкладывая в это свой потаённый смысл. И сейчас и Тишка, и Павла Ивановна не однозначно, а каждый по-своему расшифровали намёк председателя.
— Чего насмехаетесь? — укорил Зиновия Васильевича Тишка, объединив, конечно же, щуку с раковинами.
— Там трава-то получше этой, — задумалась Павла Ивановна, под щукой подразумевая тоже своё и сравнивая Полежаевскую осоку с густым травостоем Керети.
Зиновий Васильевич подмигнул Тишке — не выдам, мол, ты не трусь, — а сам через минуту и заставил парня насторожиться сильнее прежнего.
— Милые вы мои, — сказал он, обращаясь к ребятам. — Если вы на Кереть поедете, то это для меня будет как нежданно-негаданно откопанный клад.
И чего ему подвернулся под язык этот клад? Вот ведь не остановится, ходит по острию ножа. Тишка теперь и подмигивание принял, конечно, за желание председателя понасмешничать.
А тут ещё рассерьёзничавшийся Никола. Как это Зиновий Васильевич его-то сбросил со счёта? Услышав про клад, Никола под ногами толпы пролез вперёд.
— На Келети клада нет! — выпалил он.
— А я разве утверждаю, что есть? — растерялся Зиновий Васильевич.
— Да! Я не глухой, я слышал, вы звали за кладом. А там его нет! Сплосите у Тишки…
Тишка в два прыжка оказался посреди круга.
— Не мешай, когда взрослые разговаривают! — Он схватил упирающегося Николу за руку и потянул за собой.
— Ага, взлослые, — упорствовал Никола, — а сами — дети…
Тишка подтащил его к лошади:
— Давай я тебя на Ульяне прокачу…
— Я узе накатался.
— Ну, вот ленточку выплетай из гривы…
Зиновий Васильевич наигранно строго прикрикнул на Николу:
— Недисциплинированных отчислим из бригады! Пускай дома сидят, раз не умеют себя вести.
Никола сразу притих. И слава богу, никто не догадался, о каком кладе он говорил. Все приняли его взбрык за детский каприз.
— Голову, наверно, солнышком напекло, — забеспокоилась Павла Ивановна. — А так ведь он парнишечка послухмяный.