Хью возвышался над всеми гостями, сидя на почетном месте рядом с очагом по левую руку Бернара де Трай. Остальные рыцари услаждали свои желудки, сидя за длинными деревянными столами, расположенными чуть ниже. Хью отхлебнул из серебряного кубка теплого вина с пряностями и откинулся на спинку кресла, в последний раз наслаждаясь теплом и гостеприимством Авиньонского замка.
Остановив проходящую служанку, он потянулся к блюду, на котором горкой лежали жареные ласточкины грудки, и взял одну. Одним глотком проглотив лакомый кусочек, Хью тщательно облизал пальцы и посмотрел вниз. Вдруг его внимание привлекла фигура Катарины, спускающейся по лестнице с галереи. Он сразу узнал ее, несмотря на чад, клубившийся под потолком.
Катарина!
Она не видела, что он наблюдает за ней, и Хью исподтишка рассматривал ее. Последние две недели он позволял себе смотреть на нее, только когда ее внимание было поглощено чем-то другим. И каждый раз для него это было чем-то вроде пытки, потому что Катарина, казалось, хорошела с каждым днем. Сегодня гордо, как королева, спускаясь по ступенькам, она была ошеломляюще красива. На ней была светло-коричневая мантия, расшитая золотом. Кружева на рукавах, снабженных прорезями для кистей, спадали до пола. Корсаж плотно облегал ее тело, подчеркивая округлость юной груди. Изящную, тонкую талию подчеркивал золотистый широкий пояс, украшенный золотой пряжкой с огромным рубином. На шее девушки висел изящный медальон, который она, казалось, никогда не снимала.
Пышная шевелюра была разделена надвое, огненно-рыжие волосы каскадом спадали до пояса. В свете факелов они отливали киноварью, которую ему приходилось видеть на иерусалимском базаре. Кожа ее была белой, как алебастр, а на лице сияли огромные зеленые глаза. Во всем свете Хью не мог бы представить себе картины более привлекательной, чем та, которую представляла собой Катарина де Трай.
Как это уже не раз бывало, она почувствовала на себе его взгляд и повернулась, ища его глазами, но Хью, не дожидаясь, пока огонь зеленых глаз обожжет его, отвернулся и сделал вид, что рассматривает рыцарей, сидящих за дубовыми столами.
Катарина посмотрела на Хью, сидевшего рядом с ее отцом за пиршественным столом. Неужели опять воображение сыграло с ней шутку? Она была уверена, что кто-то смотрел на нее, а когда обернулась, то первый, кого увидела, был Хью, который смотрел вовсе не на нее, а, отвернувшись, кивал Лансу де Монтевилю, одному из рыцарей, путешествующих вместе с Жофреем и, казалось, даже не знал о том, что она уже здесь. Несколько мгновений Катарина не сводила с него глаз. Большой Холл был полон народу, но не было в нем ни одного мужчины, который мог бы сравниться с Хью. Плечи его были вдвое шире, чем у любого из ее братьев, а безупречного покроя туника не могла скрыть под тонкой тканью игры мощных грудных мышц. В руках, небрежно державших кубок с вином, боевой топор или двуручный меч были грозным оружием.
Лица многих рыцарей, сидевших в зале, были покрыты ужасными шрамами. Некоторые из тех, кто проезжал через Авиньон, были так изуродованы, что на них было невозможно смотреть. Катарина не сомневалась, что на теле Хью шрамов тоже было немало, но война пощадила его лицо, на правильные, словно вылепленные античным скульптором черты которого она всегда смотрела с трепетом.
Лоб Хью был широк и открыт, а густые золотистые брови не сходились над переносицей в одну линию, как это бывает у многих мужчин. Прямой нос, слегка ввалившиеся щеки, упрямый подбородок — все было безупречным. А глаза! О, его глаза. В зале было дымно, а Катарина находилась далеко от Хью, но ей не надо было приближаться к нему, чтобы увидеть его глаза. Они были запечатлены в ее памяти и душе. Чтобы увидеть его глаза, ей достаточно закрыть свои.
Глаза его были ясными и чистыми. Когда он задумывался о чем-то, они могли быть мягкими. Когда он смеялся — а это бывало нечасто — они сверкали. Но цвет их был неизменно ярко-синим. Синим, как небеса. Синим, как сапфир. Синим, как бурные воды Роны.
У почетного стола стоял один свободный стул. Катарине предстояло сидеть рядом с Хью, но он, похоже, не замечал, что ее нет рядом. Раздосадованная, Катарина плотно сжала губы. Почему он так равнодушен к ней? Что она сделала, чем заслужила его безразличие? Как может он быть таким бессердечным? Она скакала в ночи, чтобы спасти жизнь его брата, она заботилась о них обоих и делала все, чтобы жизнь их в Авиньоне была приятной, а он за последние две недели даже не кивнул ей.