— Вот видишь, Катарина, мы с тобой одного поля ягоды. Мы даем клятвы, но не выполняем их, принимаем законы, но не живем по ним. Плоть так слаба! Я сказал, что уезжаю в Святую Землю, но неужели я такой болван, чтобы проводить время в этом Богом проклятом месте, когда я мог наслаждаться изысканными кушаньями в императорском дворце на Босфоре и ублажать свое тело лобзаньями восточных красавиц, готовых явиться по первому моему зову. А теперь я возвращаюсь во Францию героем! Победителем! Крестоносцем! Я не хуже любого другого, я лучше, потому что знаю эту жизнь. Все кругом фальшиво, мы направо и налево твердим, что стремимся к добру и справедливости, но на самом деле, мы — всего лишь пленники собственных страстей! — он ухмыльнулся и пожал плечами. — Так что же лучше, Катарина? Признать правду или скрывать ее?
Катарина отрицательно покачала головой. Мир был не таким, как он представлял его себе. Существует любовь и честность, существует благородство и люди, которые обладают им. Хью был именно таким человеком, а люди, подобные Жофрею Уинфри, не способны увидеть хорошего в других. Поэтому они смотрят на таких, как Хью, с ненавистью и стараются где только можно навредить им. Катарина не верила ни одному его слову. Да, она полюбила человека, с которым не могла соединить свою судьбу, но это ее слабость и вина. Хью здесь ни при чем. Она поедет в Страсбург, выйдет замуж за своего барона и будет ему верной женой. И если по ночам она будет с любовью вспоминать о Хью, то это ее крест и она будет нести его.
— Ну, поцелуй же меня, Катарина, — в темноте коридора он притянул ее к себе. Крепко держа ее, чтобы она не вырвалась, он впился в ее губы. От него пахло вином и пивом, и к горлу Катарины подкатила тошнота.
Она уперлась руками ему в грудь, и что было силы, оттолкнула его. Однако Жофрей Уинфри ждал слишком долго. Он тщательно все спланировал и был уверен в победе. Еще ни разу в его жизни не было случая, чтобы он не мог преодолеть сопротивление женщины. Если они сопротивлялись, он применял силу. И хотя Катарина и была самой красивой дичью из всех, за кем ему приходилось охотиться, он не собирался менять тактику. Он знал слабые стороны женщин, умел пробудить в них все самое темное, и они часто подпадали под его власть. Они могли протестовать, кричать и плакать, но их крики всегда переходили в стоны наслаждения. Руки, отталкивающие его, прижимали к себе крепче и не хотели отпускать. Он знал, как заставить их просить о продолжении, знал, как заставить их платить. Его мать хорошо обучила его.
Катарина упиралась изо всех сил, но Жофрей прижимал ее к себе все крепче, с такой силой впившись ей в губы, что у нее заболела шея. Она услышала треск рвущейся материи, и жадные руки зашарили у нее по груди.
Со слезами на глазах она пыталась вырваться из его железных объятий. Это не может случиться! — кричало все в ней. Этого не может произойти. Жофрей поднял ее на руки и, продолжая целовать, быстро понес в сторону ее комнаты. В отчаянии она изо всех сил укусила его за губу. Жофрей вскрикнул и отпрянул. Катарина судорожно хватала ртом воздух, но передышка была недолгой.
— Так ты любишь, когда делают больно? — прошипел он с холодным блеском в глазах. — Я умею это. — Быстрым движением он ухватил ее за волосы и с такой силой запрокинул ей голову назад, что ей показалось, что шея ее сейчас сломается. Он быстро наклонился и впился зубами в нежную грудь.
Катарина хотела закричать, но голова ее была так сильно запрокинута, что она не смогла издать ни звука. Лицо Жофрея снова появилось перед ней.
— Тебе понравилось это, Катарина? Понравилось, потому что я не слышал крика боли. Это хорошо, я заставлю тебя биться в экстазе. Ты будешь умолять, чтобы я продолжал. У тебя больше никогда не будет такого любовника, мы будем любовниками.
Я буду приезжать к тебе в аббатство. Это будет чудесно. Настоятельница и ее глупые монахини будут учить тебя, как быть хорошей женой, а я под этой самой крышей буду учить тебя, как тосковать по боли. Мне будет не хватать тебя, когда ты поедешь к своему старику барону в Германию. Даже в Константинополе я не встречал женщины, равной тебе. Ты бесподобна, Катарина! Бесподобна. Если ты еще и умна, ты научишь своего барона тому, чему научу тебя я. Он будет очень счастлив, уверяю тебя.