Катарина обернулась, смущенная его комплиментами:
— Эту брошку подарили мне родители на десятилетие.
— А поближе можно на нее взглянуть?
Она кивнула, подойдя к очагу, чтобы он мог рассмотреть брошь при свете. Хью наклонился к ней, и его теплое дыхание коснулось плеч Катарины, заставив ее сердечко лихорадочно забиться. Почувствовав смущение, она отступила на шаг.
— Постойте, я сниму ее, — сказала она. — Так вам будет удобнее рассматривать.
Быстро отстегнув брошку, она протянула ее Хью. Взяв ее в руки, Хью сразу увидел, что это была великолепная вещь, стоившая немалых денег. В центре был огромный необработанный сапфир, который сам по себе представлял целое состояние. Камень был заключен в богатую овальную оправу, украшенную жемчугом, аквамаринами и аметистами.
— Она великолепна, — сказал он, возвращая брошь.
— Самое замечательное спрятано от взоров, — объяснила Катарина, поворачивая брошь обратной стороной. На оправе была выгравирована какая-то надпись.
— Очень мило.
— Мне нравится, что это написано по-французски, а не на латыни.
— Да?
Катарина склонила голову набок и посмотрела на него.
— Вам нравятся слова, которые написаны здесь?
Хью взглянул на нее и тут же отвел глаза, глядя на пламя, весело играющее в очаге.
— Я не знаю, что здесь написано.
— Мой господин, вы не умеете читать?!
Он сжал зубы и повернулся к девочке, которая вдруг показалась ему гораздо старше своих двенадцати лет:
— Моего старшего брата, Жиля, научили читать, потому что он должен стать герцогом. Теренс изучал латынь, потому что он будет священником. Я — средний сын, поэтому мне было предначертано стать рыцарем. Не было нужды учить меня чему-либо, кроме военного искусства.
— Любой знает, как велика польза от умения читать и считать, даже последний крестьянин. Я помогала учить своих младших братьев и сестер, я могу научить и вас.
В комнате повисла мертвая тишина. Кровь гулко застучала у Хью в висках. В течение всей своей жизни он чувствовал себя ниже братьев только потому, что был единственным из них не обученным грамоте. Жиль знал меньше Теренса, однако он умел читать и понимал что-то в книгах, которые хранились у его слуги.
Хью не умел читать совсем.
В отцовском доме он тщетно проводил часы за редкими старинными книгами, принадлежащими Теренсу, или разглядывал древние пергаменты из домовой церкви, но не мог понять в них ни единого слова, буквы или цифры. После этих занятий он всегда чувствовал себя не способным к учению тупицей. Приходилось смиряться с тем, что его главное достоинство — физическая мощь и владение военным искусством, благодаря которым он может сражаться или защитить кого-либо, — совершенно бесполезно ему самому.
— Я взрослый человек, — сказал он. — Мы с братом пробудем в Авиньоне всего несколько дней. Чему же я смогу научиться за это время?
— Сами увидите, милорд. Никто не узнает, что я обучаю вас. Мы будем встречаться каждый день до самого вашего отъезда, и вы успеете кое-чему научиться. Увидите — это интересно.
Хью кивнул:
— Можно попробовать.
Катарина просияла:
— Тогда давайте начнем вот с чего, — кивнула она на брошь, которую Хью по-прежнему держал в руке.
— А что здесь написано?
— Vous estes ma ioy mondeine, — медленно прочла Катарина и выжидательно посмотрела на Хью.
Тот внимательно посмотрел ей в лицо и медленно повторил:
— Ты — моя земная радость.
Девочка кивнула.
— Завтра я принесу пергамент и перо, так что мы сможем начать переписывать буквы. Начинать лучше всего именно с этого. Ну, а теперь, если вы больше не нуждаетесь в моих услугах, я пойду, переоденусь к ужину.
— Спасибо, Катарина.
Она присела в глубоком реверансе:
— Всегда к вашим услугам, милорд.
Глава вторая
Двое всадников проскакали по подъемному мосту и въехали во внутренний двор Авиньонского замка, где своим чередом шла послеполуденная жизнь. Лошади, возбужденные скачкой, фыркали и били копытами, не желая успокаиваться. Катарина крепко держала поводья своей маленькой чалой кобылки и в ожидании Фомы, который должен был забрать охотничьих соколов, сидевших у них на рукавицах, делилась с Хью впечатлениями о сегодняшней охоте.
— Твоя птица прекрасно показала себя. Фома сказал, что ты сама обучала ее, — при этих словах Хью Катарина зарделась от гордости.
— Фома слишком преувеличивает мои заслуги, но я действительно помогала ему.
— Твой кречет взял четырех куропаток, птица вдвое больше него не справилась бы лучше.