— Ты знаешь, что это?
Девушка в ужасе смотрела на нее, не в состоянии отвечать из-за тряпки, которой был заткнут ее рот. Женщина наклонилась над ней и принялась рассматривать золотую цепочку с медальоном, висевшую у Катарины на шее. Глаза ее алчно засверкали. Она перевернула медальон и зашевелила губами, как бы стараясь прочесть, что там написано.
— Вот что я скажу тебе, потаскуха, — произнесла она, наконец, презрительным тоном. — Тебе больше не будут нужны драгоценности. Перед Господом ты должна предстать униженной, он не любит, когда грешники украшают себя.
Она снова вцепилась Катарине в волосы и стянула с нее цепочку. Повертев ее еще в руках, женщина положила украшение в кошелек, висевший у нее на поясе.
— Такие, как ты, не должны носить украшений, — повторила она. Ты великая грешница и должна будешь признать перед Богом свою никчемность, — помолчав, женщина продолжала. — Но ты же не сделаешь этого, верно? Ты слишком горда. Ну что ж, любую гордыню можно сломить.
С этими словами она повернулась и пошла прочь из часовни, оставив Катарину по-прежнему связанной, с кляпом во рту и унося с собой ее талисман.
Хью, пировавший в Большом Холле со своими верными вассалами, не видел, как Адель возвратилась в замок. Он и его люди жадно поглощали пищу. Им был подан жареный лебедь, которого Адель приказала отдать свиньям, и который, кстати, оказался прекрасно приготовленным. За лебедем последовали еще несколько перемен блюд и, пожалуй, в эту ночь нигде во Франции не слышалось столько похвал в адрес повара, как за огромным дубовым столом Большого Холла Понтуазского замка. Рыцари были голодны и устали после изнурительной скачки. Хороший ужин был именно тем, в чем они сейчас более всего нуждались.
Разговоры за столом не утихали. Вино и пиво развязали языки вассалов, и они наперебой рассказывали Хью о том, что видели, слышали или испытали сами за последние дни. Хью внимательно слушал их, задавая изредка вопросы, но по большей части молча, только желваки на его щеках ходили от едва сдерживаемой ярости. Он узнал, как велось хозяйство в его владениях. Как оказалось, это не имело ничего общего с тем, что считал правильным и нормальным сам Хью. Он не мог даже представить себе, что за его спиной можно творить такие беззакония, к тому же прикрываясь его именем.
Он искренне гордился тем, что возвращается домой, во Францию, герцогом. Будучи вторым сыном, он никогда и не мечтал о том, что ему придется иметь собственный замок, подданных, о которых надо будет заботиться, и собственность, которую необходимо будет защищать. Конечно, когда он был еще мальчиком, то иногда представлял себе, что он — это не он, а его старший брат Жиль. Он думал, как хорошо быть графом д'Анэ, каким бы он был справедливым и добрым господином, однако все это были мальчишеские фантазии, и в действительности он никогда не думал о том, что ему придется быть полноправным хозяином на своих землях, смирившись с тем, что его предназначение быть воином и верным вассалом короля.
Когда же он узнал, что Людовик пожаловал ему титул герцога и одно из самых богатых владений во всей Франции, он принялся размышлять о том, каким справедливым будет его правление, как он будет заботиться о своих подданных. Он мечтал о том, что будет любим своими крестьянами, что земля его будет процветать. Мечтал он и о том, что верным помощником в его делах будет ему жена. И женой в мечтах его была отнюдь не Адель.
Хью наивно полагал, что все будет именно так, как он хочет, только потому, что он хочет этого, не отдавая себе отчета в том, что к этому придется приложить немало трудов.
В действительности же менее чем за две недели, его подданные были фактически поставлены на колени. И это сделали не грабители и мародеры, не засуха, не наводнение или неурожай. Это сделал один единственный человек — его жена!
Хью сидел у очага в ярко освещенном Большом Холле, слушая рассказы не только своих рыцарей, которые хорошо знали его и доверяли ему. Многое рассказал ему повар и те, кто работал с ним на кухне. Понемногу к нему стала подходить многочисленная челядь замка, которая, узнав, что герцог не собирается наказывать тех, кто расскажет ему правду, спешила излить ему душу. Хью узнавал о многочисленных диких и невероятных вещах, исполнения которых требовала Адель и ее семья, и с каждым рассказом рос его гнев.