Выбрать главу

Следом за Уиллоу тащился туземный носильщик, который вел осла, нагруженного ее неподъемным багажом. Прямо перед ними в гавани стоял на якоре английский фрегат «Львиное сердце». Она ускорила шаг.

— Черт бы побрал Роберта за то, что он настоял, чтобы я приехала в эту проклятую страну, — пробормотала она чуть слышно. — И черт бы побрал его за то, что он умер и бросил меня на произвол судьбы.

Роберт Лэнгтри умер от крупозного воспаления легких. Он стал испытывать недомогание сразу по прибытии в Алжир, но думал, что это всего лишь сильная простуда. Однако «простуда» все не проходила, и Роберт наконец обратился к берберскому лекарю, который определил, что у него последняя стадия чахотки. К этому времени Уиллоу уже находилась на пути в Алжир, и несколько следующих месяцев она провела возле Роберта, наблюдая, как он медленно угасает. Так как болезнь вызывала у нее чувство естественного отвращения, она проводила с больным мужем как можно меньше времени, найдя себе друзей среди английских и французских колонистов в тех кварталах Алжира, где жили иностранцы.

Звон цепей прервал ее размышления, и леди Уиллоу обратила внимание на спотыкающуюся походку какого-то злополучного бедняги, скованного по рукам и ногам, которому суждено было влачить жалкую жизнь раба на борту одного из потрепанных испанских грузовых суденышек, бросивших якорь в бухте. Уиллоу посторонилась, пропуская небольшую процессию. Краем глаза она заметила, что четыре человека из этой группы были солдатами, а между ними шел, спотыкаясь, как тяжело больной, закованный в тяжелые кандалы мужчина. Время от времени один из солдат со злостью подталкивал его сзади кончиком ятагана, подгоняя несчастного.

Уиллоу взглянула на раба повнимательнее и вдруг подумала, что он, должно быть, некогда был статным мужчиной и если бы был в другом состоянии, то, безусловно, обладал бы всеми атрибутами щедро одаренного природой молодого самца. Настроившись на фривольный лад, она пристально оглядела его с ног до головы.

Он был одет в свободные шальвары, и его нагой торс приобрел бронзовый цвет под лучами безжалостного солнца. Он был бос и постоянно спотыкался, так как тяжелые цепи сковывали его кровоточащие колени, уже стертые до мяса кандалами. Руки его были сцеплены впереди тем же способом. Шею несчастного раба сжимал ошейник, цепь от которого держал идущий впереди всех офицер.

«Интересно, что же сделал этот человек, чтобы заслужить столь жестокое обращение, — рассеянно подумала Уиллоу. — Может, это опасный преступник?»

Она с любопытством скользнула взглядом вверх, к его опущенному лицу, черты которого были погружены в тень. Вдруг она замерла в изумлении, не веря своим глазам. Этот человек смутно напоминал ей кого-то. Его длинные нечесаные волосы по-прежнему были густы и красивы. Ввалившиеся щеки были небриты, и их бледность создавала резкий контраст с обожженным солнцем телом. Даже равнодушному взгляду Уиллоу было ясно, что раб безнадежно болен. Время от времени тихий стон срывался с его бескровных губ и на вспыхивающем нездоровым румянцем лице выступал пот. Как бы подтверждая ее догадку, его тело вдруг начала сотрясать сильная дрожь. Он выпрямился, и Уиллоу невольно вскрикнула, когда он поднял глаза, исполненные боли, и устремил на нее невидящий взгляд.

Ужас и изумление отразились на ее лице, когда она неуверенно окликнула его:

— Марк!

Несмотря на то что он исхудал, был явно болен и страдал от последствий жестокого обращения, она не могла ошибиться. Эти изумрудно-зеленые глаза нельзя было не узнать. Что же случилось с ним за прошедшие месяцы и привело к такому страшному испытанию? Мысли вихрем проносились у нее в голове. Он был лишь тенью того мужчины, которого она так близко знала когда-то в Англии и с которым рассталась всего лишь полгода назад. Хотя Уиллоу вряд ли могла бы претендовать на медаль за храбрость или прославиться добрыми делами, ничто не могло бы заставить ее покинуть Марка Кэррингтона и обречь его на жизнь в рабстве. Здоровье его, казалось, было в таком состоянии, что она боялась, он погибнет, если ему немедленно не будет оказана необходимая помощь. А испанцев уж никак нельзя было назвать ангелами милосердия.