Ветер, потрясенный, любовался ее красотой, как вдруг у него внутри, в голове, отчетливо и звонко раздалось:
«Приветствую с добром тебя, Ветер!»
Ветер удивленно вздрогнул. Должно быть, он все–таки тронулся умом этой ночью, так как девушка безмолвствовала, лишь глядела на Ветра спокойно и величаво. Откуда же она взялась?
«Ветер, это я говорю с тобой!» — опять зазвучало внутри.
На этот раз девушка кивнула, подтверждая. Неужели это она? Почему же она рта не раскрывает? Как это может быть?
И вдруг он понял.
— Ты… Дракон? — прошептал Ветер, но эхо оказалось необыкновенно сильным, оно принялось биться о стены, шипя «дракон, дракон, дракон». От этого стало не по себе, хоть не столько он испугался, сколько удивился.
Девушка слегка покачнулась, почти неуловимо — и эхо оборвалось.
«Дракон», — раздалось внутри.
Теперь ее взгляд лишал покоя.
— А почему, — через силу выдавил Ветер, — ты со мной не говоришь?
Красавица вновь склонила голову.
«Я говорю».
— Не так… — он подыскивал слова, но не найдя ничего лучшего, сказал, исходя смущением: — Как все люди. Как я.
«Я не могу говорить, как это делают люди, — ответила Дракон. — Это только форма. Твоя форма — иная, и потому ты слышишь слова, но их нет на самом деле».
— Но ты же… такая же, как я! Для чего тогда служители Святилищ врут нам? — Ветер так и не оправился от потрясения.
«Это всего лишь форма», — повторила она
— Какая форма? — так и не понял Ветер.
«Всего лишь внешняя форма. Для вас. Привычная людям».
— Для нас? То есть… ты можешь принять любую форму?
«Любую. Но эта должна тебе нравиться».
— Должна, — сказал Ветер, — но не нравится.
«Почему?»
«Интересный у нас разговор получается», — подумал Ветер. Вслух же произнес:
— Это… очень красиво, но… мне просто не по себе, когда прекрасная девушка… словно неживая стоит, а голос… внутри меня самого. Как будто залез кто–то.
Вокруг девушки сгустился туман из ниоткуда. Сначала легкий и прозрачный, он быстро уплотнился и скрыл ее от глаз светящимся коконом. Этот кокон был живой. Там внутри что–то переливалось, шевелилось, даже дергалось, а когда он рассеялся в пустое пространство пещеры, перед Ветром стоял уже светловолосый мужчина средних лет в видавшем виды потертом платье. Невысокого роста, худой и гибкий, с уродливым шрамом, спускавшемся с виска через на скулу. Только глаза — спокойные, как озерная гладь в безветренную погоду. А ведь у самого Ветра в глазах — долгие годы отчаяния и усталость. Может, еще и надежда. Совсем не такие у него глаза.
«Такая форма тебе нравится больше?» — зазвучал внутри собственный голос, только тоном повыше.
Ветер все–таки сошел с тропинки и, лавируя между кристаллами, торчавшими из камня, обошел Дракона кругом.
— Да, — наконец ответил он. — По крайней мере, голос мой собственный.
«Ты пришел за Жемчужиной», — Дракон не спрашивал, а утверждал.
— Да, — честно признался Ветер, — за Жемчужиной. Если, конечно, я ее достоин.
«Конечно, — сказал Дракон, — ты достоин. Как и все».
— Как это, все? Мне старик говорил про испытания, про достойных…
«Какой старик?»
— Силивест Бран. Он был здесь. Ты помнишь его?
«Я помню всех. Он тоже приходил за своей Жемчужиной. Он уже старик…»
Вечностью повеяло от этих слов.
— Да, уже старик. Это он показал мне путь сюда. И сказал, что меня послал Нимоа, что я достоин этого Дара. Ему надо было передать свое знание…
«Не следует безоглядно верить словам Силивеста Брана. Как и каждого, кто здесь побывал. Они приходят сюда так же, как и ты, и уходят так же. Потом измышляют то, чего не было. Или извращают то, что было».
— Как придумывают? Для чего? — растерялся Ветер.
«Этого я не знаю».
— Но он мне рассказывал… что не каждый может попасть сюда и получить Жемчужину! Только достойный!
Что–то не укладывалось в сознании.
«Все достойны. Не все готовы. Любой, кто проник, готов. А Бран так долго жил своими выдумками, что сам в них поверил».
— Но как же так? Он мне рассказывал, как дважды ему посылали избранных… то есть Нимоа посылал… и дважды он оттолкнул их! И потому сыновей потерял! Это что же, неправда?