«Нимоа никого к нему не посылал. Но можно сказать иначе: он посылал Брану каждого, кто встречался на пути».
— Что же получается? — озадаченно бормотал Ветер. — Он мог рассказать это любому?! Вот так, просто?
«Конечно. Но не любой ему поверит. Лишь тот, кто к этому готов».
— И любой может придти сюда? За Жемчужиной?
«Конечно. Но придет не каждый».
— И я, выйдя отсюда, смогу всем рассказать… о твоей пещере?
«Попробуй», — предложил Дракон.
— Но почему тогда Бран вообразил, что должен открыть тайну? Именно мне? Даже упрашивал?
«Он придумал свои законы. Как ему виделось, как хотелось видеть. И со временем сам поверил в их истинность».
«Вот это да», — подумал Ветер. И тут опять вспомнил про сыновей.
— Но сыновей–то он лишился на самом деле! Разве их не забрал Нимоа?
«Бран всегда верил больше в свои выдумки, чем в Нимоа. А знаешь ли ты, что стало с теми, в ком он заподозрил избранных?»
— Они исчезли навсегда.
«Я расскажу тебе. По глупости Бран решил, что этих двоих посылает ему Нимоа: случайно уроненное слово стало тому причиной. Бран счел это знаком, однако делиться знанием не спешил, бережно лелеял свою тайну. Первый «избранный» сгнил в Башенном подземелье Ласпада. Том самом, куда ты так боялся угодить. Он попал туда по ложному навету. Провел там больше года и умер в один день со старшим сыном Брана. Второй из «достойных» служил у Брана, был послан им в Вальвир и погиб в дороге от рук разбойников. Бран щедро заплатил за это. В следующем году такую же смерть встретил его младший сын».
— Зачем же он сделал это? Он не похож на злодея, я ведь жил у него, он добрый человек!
«Перед смертью многие добреют. Поневоле. Жемчужина дала ему богатство, но не прибавила ни ума, ни доброты. Лишь укрепила жадность. Не принесла счастья».
— Почему так? — выдохнул Ветер.
«Потому что он выбрал такую Жемчужину. Какой достоин», — был ответ.
— Как выбрал? Где?
«Обернись», — сказал Дракон, и Ветер обернулся.
Пещера уже не светилась самоцветами, они погасли и глядели из стен простыми кусками камня. Зато она полна была необычных светящихся шаров, полупрозрачных на вид. Большая часть их покоилась на земле, точнее парила невысоко над землей, некоторые прижались к стенам или же повисли прямо в воздухе — иные даже не достать. Ветер обернулся к Дракону и в удивлении замер, потому что жемчужины окружали его со всех сторон.
«…и мириады жемчугов, как мириады точек света, рассыпались, скрывая Дар Нимоа людям», вспомнились ему знакомые слова Стэвира. Древний стихотворец обладал гениальным прозрением, он как будто смог проникнуть взором в эту пещеру.
— Это и есть Слезы Нимоа? — спросил Ветер. — Как их много!
«Это они, — сказал Дракон, и Ветру почудилось благоговение. — А теперь выбери свою. Это Дар Драконов».
— Как же я выберу? Сам? Ты не подаришь мне ее? — поразился Ветер.
«Я дарю ее тебе. Но выбери сам, которую».
Ветер присмотрелся к разноцветным шарам, устилавшим пещеру.
— И все они приносят богатство?
«Да. Только разное».
— И среди них есть моя?
«Она станет твоей. Когда выберешь».
— А ты… не можешь подсказать, которая мне нужна?
«Ты мне нравишься, Ветер. Более многих здесь побывавших, а их немало. Но закон для всех одинаков. Скажу лишь одно: думай о том, чего тебе хочется больше всего на свете».
— А сколько у меня времени?
«Время твое не ограничено. Ты можешь потратить здесь всю жизнь. Но тогда ты не успеешь воспользоваться даром. Иди и выбирай. И помни: ты выйдешь другим из этой пещеры, жизнь навсегда изменится, поэтому хорошо подумай, прежде чем решиться окончательно. Можешь говорить с ними, пробовать на ощупь, взять в руки. Познакомиться с одной из них — еще не значит выбрать».
Ветер вздохнул и решительно двинулся между шариков.
Если он случайно касался их, жемчужины отлетали в сторону, словно несомые ветром. Все они светились шедшим изнутри мягким светом. Сначала Ветер потерялся в этом бесконечном разнообразии, но через некоторое время привык и начал различать их. Здесь были разные жемчужины, но многие казались схожими. Вот, например, золотистые, яркие, они светятся, словно внутри кусочек Канна. А вот молочно–белые, спокойные и сильные.
Он взял в руки одну такую, теплую и упругую, и сердце наполнилось бесстрашием. Потом спросил себя, чего же хочется ему, Ветру, и в голову сразу полезла какая–то дребедень, осколки памяти брызнули во все стороны. Промелькнули богатые покои Брана; вот Брэнна топчут ногами; вот Олтром рядом на скамье во внутреннем дворике пьет травяной отвар и что–то рассказывает Ветру; а вот он же перед погребением: землистое лицо, навеки закрытые глаза. Словно со стороны, зазвучали надгробные стихи Ветра, те самые, которыми так восхищалась госпожа Бран.