«Придется их повеселить, ничего не поделаешь», — подумал Ветер. Ему и самому хотелось еще веселья, да и новую историю придумать не трудно. Он поглядел на одного из возчиков, представил, как тот важно восседает на своей повозке, как кобыла артачится, и незадачливый хозяин шлепается в грязь, потом силится стронуть ее с места: то за повод тянет, то за хвост, то упрашивает, то ругается. Деревенские веселушки Ветру уже надоели, слишком грубо в ушах отдавались, и он завел обычные стихи, хоть и без изысков, как раз для такой публики. Без труда, однако. Подстроился под говор того же возчика, поэтому звучала вся эта история просто, для слушателей не утомительно. А хохоту было!
Народ, видя, что там веселятся без них, начал постепенно собираться вокруг. Вскоре все уже шикали на слишком ретивых весельчаков, которые хохотали, перекрывая голос рассказчика. Ветер и сам веселился, делая паузы в самых смешных местах, чтобы все могли нахохотаться вволю. Как хорошо быть внутри людского моря, в центре всего! Когда тебе внимают, и хлопают по плечу. В самом конце бедняга–возчик отлучился в кусты по нужде, а кобыла услыхала вдали чье–то ржанье и рванула на звук. Так что незадачливому возчику пришлось догонять ее в спадавших штанах. Вокруг дружно грохнули. Все, особенно возчики.
Его еще угостили сабой, отказываться было нельзя, потом потребовали для него хлеба, мяса и сыра.
— Актер, что ли? — раздался голос из толпы.
— Угу, — подтвердил Ветер, набивая рот.
— А где остальные? — это был уже другой голос, и не очень–то он Ветру понравился.
— Я сам по себе, — осторожно пояснил он в толпу.
Из вокруг градом сыпались возгласы:
— Этот может!
— А еще будет?
— Сам, что ли придумал?
— Сам, сам, — подтвердил Ветер, торопливо поглощая свой ужин.
Люди тем временем разбрелись по своим местам.
— А еще чего–нибудь можешь? — это все неугомонный шорник.
— А чего хочешь? — спросил Ветер.
Ответил возчик, тот самый, что незаметно для всех стал героем истории про бедолагу с упрямой лошадью.
— А про дорогу можешь?
— Можно и про дорогу.
Ветру не хотелось больше напрягаться после сытного ужина, и он, не задумываясь, начал «Дороги», балладу Анхадэра Орфа, которую неизвестно сколько лет тому назад ему довелось переводить на витама. В зале слегка притихли, заслышав, что актер опять что–то рассказывает, но Орф, видно, был слишком тяжел и далек для них, и гул в зале снова сгустился. Закончив, Ветер понял, что не имел на этот раз успеха. Даже возчику, что хотел про дороги, не понравилось. К тому же, как только он закончил, из–за спины раздалось ехидное:
— Анхадэр Орф, «Дороги». Исполнено, к тому же, не лучшим образом.
Ветер резко обернулся на голос. Над ним насмехался длиннолицый человечек в хорошем платье с претензией на изящество. Из знатных, сразу видно, только мелких. Знатнички, как их тут называют. Ветер вызывающе выпрямился:
— Ну да, Орф. Заказывали про дороги — получайте дороги. Я и не говорю, что мои стихи.
Он услышал, как его новоявленные приятели разочарованно завздыхали.
— Сам–то только на дешевые стишки способен, — тянул свое знатничек.
Это был вызов. Вокруг сразу притихли, потом удивленно примолкли и по углам харчевни, пытаясь уразуметь, что случилось. Ветер встал и во всеобщем затишье направился к насмешнику. Тот подобрался, наполовину вытянул клинок. Но Ветер и не думал на него бросаться. Он мягко обогнул обидчика, настраиваясь и ловя ритм.
— Дорога привела его туда, где он не ожидал себе покоя, — начал он свой рассказ о прекрасной женщине, которая пела песню его родины.
Перед ним вновь предстала Ильмара, словно наяву, и Ветер постарался передать всю красоту и одиночество молодой женщины, потерявшей мужа и детей. Впрочем, не уточняя где и от чего. Он живописал их случайную встречу, любовь и расставание, о котором они знали с самого начала. Он рассказал о том, как оглядывался путник, уезжая по той же самой дороге, что привела его к гостеприимному крову, как женщина стояла у ворот, пока ее не скрыли из виду высокие деревья. Он ходил меж столов, ритмично взмахивая руками в тех местах повествования, где ему требовалось еще больше силы. Порой раздавались какие–то реплики и терялись без ответа. Ветер закончил, но тишина еще оставалась тишиной, ненадолго, пока одинокий голос не прервал ее:
— Н-да… без баб совсем никуда.
Все зашумели. Ветер сделал полукруг и подошел к недавнему обидчику. Тот нахмурился, сморщил лоб, как будто усиленно старался что–то припомнить.