Он крепко сжал руками подоконник. Ему казалось, что если он захочет, то шутя сможет вырвать раму руками — такую он чувствовал в себе силу.
«Однако какой смысл во всем этом, если крылья у тебя подрезаны? Эх! Лучше быть таким, как все, — идти своей узкой тропкой, не глядеть ни направо, ни налево, ни вверх, на звезды!»
Он слышал, как отец вошел в кабинет, расположенный рядом с комнатой Джо. Вот он повернул замок сейфа — скрипнула дверца. Сегодня суббота. Каждую субботу старик подсчитывает выручку, расходы на жалованье приказчикам и прислуге, проверяет счета жены. Субботняя выручка хранится в сейфе до понедельника.
Хотя Джо не раз видел и слышал, как по субботам, кряхтя и вздыхая, отец считает деньги, сегодня он как-то особенно внимательно прислушивался к каждому движению и шороху за стеной. Вот старик что-то бормочет, приходуя счета в книгу, вот протяжный вздох и ворчанье: он закончил приходовать и теперь считает деньги — слышен звон монет.
— О, господи, господи! — время от времени вздыхал старик, словно предчувствуя неминуемое разорение. Вот он пробормотал еще что-то, чего Джо не расслышал.
Внезапно Джо вышел из комнаты и решительным шагом направился к отцу. Старый Элиас испуганно вскинул глаза на сына и перестал считать деньги. На старинном бюро с закрывающимся верхом лежала груда банкнотов и серебряных монет.
— Послушай, отец, мне надо серьезно поговорить с тобой, — резким от волнения голосом начал Джо. — Ты уже закончил? Нет? Тогда я подожду.
— Нет, нет, говори сейчас, — поспешно сказал старик, решив сразу же отклонить всякую просьбу о деньгах.
— Выслушай меня, отец. Это очень важно, — решительно сказал Джо, понизив голос. Он сидел, наклонившись вперед, сжимая и разжимая кулаки. — Я буду с тобой откровенен. Я чувствую, что меня ждут большие дела, дела, которые пойдут на пользу всему обществу, в том числе и тебе. Я должен попасть в Городской совет. Тебе ничего не стоит помочь мне в этом. В конце концов, что для тебя каких-нибудь тысяча двести долларов? Ты мог бы обойтись и без них. Ты легко мог бы переписать на мое имя...
— Тысяча двести долларов! — испуганным шепотом прервал его старый Элиас. — Да ты рехнулся, мальчик! И для чего? Чтобы ты болтал всякую чепуху вроде того, что надо уничтожить все, чем живу я и другие такие, как я? Ведь так, скажи? Я должен дать тебе тысячу двести долларов, чтобы ты мне же перерезал горло? Что было бы с тобой сейчас, если бы я давал тебе деньги? Ты слишком горяч, мой мальчик...
— Замолчи, лицемер! — страшным голосом закричал Джо, изо всех сил ударив кулаком по столу. — Если бы ты давал деньги жене и детям, а не тратил их на девок, нам не пришлось бы жить так, как мы живем сейчас!
И без того багровое лицо старого Элиаса побагровело еще больше от стыда и гнева.
— Послушай, Джо, это не твое дело! — вспылил он. — Я дал тебе все, что полагается, — и старый Элиас стал торопливо прятать монеты в мешочки.
Миссис Элиас была женщиной тучной, со скованными ревматизмом ногами, однако, услышав громкий голос сына, она опрометью бросилась в кабинет мужа. И как раз вовремя, ибо Джо, схватив отца за ворот, тряс и душил перепуганного старика. Лицо у Джо побелело, оскаленные зубы сверкали.
— Деньги на пианино и дома для девок у тебя есть, а для жены и детей нет! — кричал он, не сознавая, что говорит. — Я выведу тебя на чистую воду, старый козел, старый распутник!..
— Джо, Джо, остановись, мой мальчик! Да перестань же, слышишь! — И миссис Элиас пришлось ударить сына.
Оттолкнув отца, Джо стремительно вышел из кабинета, и вскоре послышалось, как хлопнула наружная дверь — Джо ушел из дома.
— Боже мой, мама... мальчик совсем сошел с ума... сошел с ума!.. Что я такого сделал?.. Только сказал ему, посоветовал... Ему место в сумасшедшем доме... — старый Элиас был бледен и тяжело дышал. — Ох!.. Ох!.. Как мне плохо, дай мне виски... Ох!..
— Бэла! Принеси хозяину воды, да побыстрей! — крикнула миссис Элиас и, окинув мужа презрительным взглядом, вышла из комнаты.
Мистер Элиас, став вдруг старым и беспомощным, дрожащими руками кое-как сгреб со стола деньги, сунул их в сейф и повернул замок.
Глава III
У Попито Луны не было ни жены, ни детей, но у него были сестра и племянница, и он горячо любил их. Каждый месяц он помогал им, ибо его сестра, портниха, была не только бедна, но и страшно непрактична.
Попито и его сестра были детьми венесуэльского крестьянина. Семнадцать лет тому назад полногрудую шестнадцатилетнюю Аурелию соблазнил скотовод венесуэлец Энрикес. Вынужденный жениться на ней уже после рождения дочери Елены, он бил ее, плевал ей в лицо и наконец сбежал в Венесуэлу.