Аурелия Энрикес была полной, небольшого роста женщиной, с красновато-коричневой, словно кора кедра, кожей. Она была смешлива, но от смеха легко переходила к гневу или горючим слезам. Что бы она ни делала, она делала искренне, от всей души. Когда она смеялась, ее друзья не могли не смеяться вместе с ней. «О, она очень славная!» — говорили они, но, когда она сердилась, они пугались ее крика и побагровевшего от гнева лица.
Каждый раз, когда жизненные неудачи пытались потянуть Аурелию Энрикес на дно, она стряхивала их со своих плеч и снова, как пробка, выскакивала на поверхность. Простая, бесхитростная вера в бога помогала ей легко переносить невзгоды. Но зато и жизнь швыряла ее, как пробку, из стороны в сторону.
Миссис Энрикес часто меняла квартиры, но жить ей всегда приходилось в трущобах или полутрущобах. Теперь она жила на набережной.
Порт-оф-Спейн — опрятный и чистый город с невысокими домами. Его улицы пересекают одна другую под прямым углом. Прямые, как стрела, они бегут от самого порта к подножию холмов, полукольцом охватывающих город. Дома там невысокие — редко выше двух этажей. Богачи живут у подножия гор или в горах. Чем ближе к набережной, тем беднее становятся кварталы, тем чаще трущобы.
Домик, в котором жила теперь миссис Энрикес, был построен из бамбука, обмазанного глиной и навозом, смешанными с травой. Когда такая штукатурка просыхает, ее покрывают слоем цемента. Теперь же цемент потрескался, а местами совсем обвалился и стены напоминали худые ребра нищего, выпирающие из рваных лохмотьев. Изъеденные термитами стены осели и покосились. Узкий переулочек отделял этот домишко от соседнего и вел во двор, где помещались кухня и две комнатки. В одной из них жила проститутка Роза, а в другой Кассандра, девушка-служанка, работавшая у англичанина, судьи Осборна.
Сейчас в маленькой гостиной миссис Энрикес стояли швейная машина, стол да три стула с прямыми спинками. Остальная мебель была вывезена агентом в счет долга за квартиру.
Полгода назад, когда они только въехали сюда, увидев комнату, предназначавшуюся для Елены, миссис Энрикес воскликнула:
— Они, должно быть, решили, что мы совсем не люди, а кролики какие-то!
В комнате Елены было не более семи футов. Она была без потолка и от этого казалась непомерно узкой и высокой. По ночам Елене казалось, что стены наступают на нее медленно и неумолимо, как нужда и лишения. Часто, когда она лежала на спине и глядела на косые перекладины крыши, краем уха прислушиваясь к тому, как бранится с судьбою ее мать, на подушку вдруг падал большой кусок старой опутанной паутиной штукатурки. И тогда ей казалось, что его бросили в нее «злые духи». Когда это случалось ночью, она с ужасом вглядывалась в темноту, слишком напуганная, чтобы кричать, часто не сразу осознав, что произошло. Потом, спрятавшись с головой под одеяло, она старалась поскорее уснуть, боясь, что громкий стук сердца выдаст ее «злым духам».
В маленьком домике обычно стояла трудовая тишина. Но сегодня в гости пришла старая приятельница миссис Энрикес.
— Конечно, я могу шить, детка, но кто мне будет платить за это и сколько? — жаловалась ей миссис Энрикес. — Сейчас каждая девчонка считает себя портнихой и за доллар или за доллар двадцать пять, а то и за семьдесят пять центов берется сшить тебе что угодно, лишь бы заработать немного денег и чем-нибудь набить свое голодное брюхо. — На шее у Аурелии Энрикес набухла и забилась жилка. — А люди, у которых есть деньги, не платят, — продолжала она, не замечая, что повышает голос. — На прошлой неделе я на собственные деньги купила отрез материи, работала, как каторжная, до поздней ночи, чуть не ослепла, наконец сшила платье и послала вчера Елену отнести его заказчице. Но эта белая негодница взяла платье и сказала Елене: «Передай своей матери, — тут Аурелия вытянула шею и сложила губы трубочкой, пытаясь подражать английскому выговору заказчицы, — что в конце месяца она может прислать за деньгами».
Миссис Энрикес уже не надеялась в этом месяце заработать хоть что-нибудь шитьем и уплатить за квартиру, однако исправно три раза в день молилась и жгла свечи за упокой души грешников. Кроме денег, которые ей давал Попито, она пыталась еще «улаживать» свои дела при помощи «су-су» — общей ссудной кассы, членом которой ее уговорили стать друзья. Например, в этом месяце получит свою долю Хуана — целых пятьдесят долларов. Эта сумма складывалась из взносов всех членов кассы — по пять долларов с каждого из десяти человек. А в следующем месяце настанет черед Попито, а потом и ее, Аурелии. Если бы ее черед наступил сейчас, то она получила бы пятьдесят долларов, внеся в кассу всего лишь пять. Раз или два в год, получая такую помощь из кассы, миссис Энрикес возмещала убытки, нанесенные ей житейскими невзгодами и судебным исполнителем, покупала Елене платье или что-нибудь из мебели взамен того, что у нее отобрали за долги. Елена хорошо понимала, что скоро ей тоже надо будет думать о хозяйстве. Однажды она вдруг решилась и удивленно спросила у матери: