— Мисс Бетси, помогите... Помогите остановить кровь! Надо уложить его, — сказал один из парней, поддерживавших Француза.
— Полиция избивает рабочих, она прогоняет их с промыслов, — рассказывал в это время гостям его товарищ. Говорил он скупо, неохотно, словно хотел сберечь каждую каплю гнева, чтобы дать ему выход потом, когда его руки будут свободны от Француза.
Но что случилось с Бетси, храброй и бесстрашной Бетси, которая всегда была находчива и за словом в карман не лезла? Она вдруг потеряла голову, дико закричала и бросилась вон. Она заколотила кулаками в дверь комнаты, где прятался Лемэтр. Не показываясь, он сразу впустил ее.
— Француз... о боже! Полиция избила его... он весь в крови! Полиция придет сюда! Пусть он уходит!.. — бессвязно выкрикивала она, ломая в отчаянии руки и воздевая их к небу.
Лемэтр грубо тряхнул ее.
— Что с тобой! Опомнись! — прикрикнул он на нее. — Немедленно веди его сюда.
— Нет, ни за что! За ним придет полиция!..
Но совсем обессилевшего Француза уже подвели к двери и кто-то дергал ручку.
— Впусти его! — приказал Лемэтр.
Бетси, продолжая всхлипывать, неохотно выполнила его приказание. Впустив в комнату парней, поддерживавших Француза, она тут же выбежала и плотно закрыла за собой дверь. Друзья пытались успокоить ее.
— Здесь ведь не больница, — жаловалась она, напуганная и разгневанная. — Пусть везут его в больницу! И без него неприятностей по горло. Вы думаете, мне хочется, чтобы сюда пришла полиция? Я на государственной службе...
Внезапно дверь комнаты, где прятался Лемэтр, отворилась. Не думая о том, что он выдает себя, на пороге появился Лемэтр и сердито прикрикнул на Бетси:
— Перестань хныкать! Где бинты? Ты хочешь, чтобы он истек кровью?..
И снова плачущая Бетси беспрекословно выполнила все, что он велел.
Гости, тихо переговариваясь, расходились по домам. Все понимали, что танцев больше не будет, что забастовка — это суровая и жестокая борьба, а не повод для буйного веселья. Остались только двое пьяных, громко горланивших во дворе.
Глава LIV
В эту пятницу Андре был на юге острова. Узнав о забастовке, он в субботу пошел в Даймонд-холл. Несмотря на то что было всего половина одиннадцатого утра, зал был набит до отказа. Даже вдоль стен стояли люди. Андре вошел на цыпочках и остановился у двери. Кое-кто из присутствующих подозрительно покосился на него.
Выступал рабочий с резко очерченными скулами, решительным подбородком и добрыми, спокойными глазами. В уголках его рта пряталась улыбка. Говорил он горячо и убежденно. Это был Барнетт. Переполненный зал в напряженном молчании слушал его гневный рассказ о том, как полиция жестоко избивала безоружных забастовщиков. Барнетт призывал рабочих продолжать забастовку — «во что бы то ни стало, пока не добьемся победы».
Андре поискал глазами Лемэтра, Пейна и Француза, но не найдя их, обратился к стоявшему рядом молодому рабочему с забинтованной головой и спросил, не знает ли он, где они.
— А ты кто такой? Чего тебе здесь надо? — резко спросил его тот, окидывая враждебным взглядом светлокожего Андре.
Еще трое рабочих повернулись к Андре.
— Ты — член Рабочей лиги? — спросил один из них.
— Нет, но...
— Ты не имеешь права быть здесь, понятно? — сказал молодой рабочий с забинтованной головой, намереваясь тут же выставить Андре за дверь. Андре вынужден был сказать:
— Я — друг Лемэтра.
Голос из середины зала попросил прекратить шум. Кто-то из стоявших у дверей вполголоса сказал:
— Оставь, пусть его слушает.
Но многие недовольно ворчали:
— Ему нечего здесь делать. Выставьте его отсюда. Полицейский шпион!..
Андре покинул зал и вышел на улицу.
Рассказ Барнетта о стычках с полицией, озлобленные рабочие, настороженность, с которой они встретили его расспросы о Лемэтре, — все убедило Андре в том, что это не обычная забастовка, а назревающая большая схватка, а пока происходят первые пробные стычки с противником.
Он решил пойти к Лемэтру домой. Касси, которая никак не могла привыкнуть звать его по имени и всегда прибавляла слово «мистер», встретила его приветливой улыбкой. Но, как только он спросил, где Лемэтр, лицо ее омрачилось, она отвернулась и еще ниже склонилась над стиральной доской.
— Его нет. Я не могу вам сказать, где он.
И, торопясь переменить тему разговора, спросила:
— А как поживает миссис Энрикес? Как ее здоровье? Как мисс Елена?