— Да, да, торопитесь, закрывайте ваши лавки! — раздавались выкрики из толпы.
Белый молодой человек в ослепительном крахмальном воротничке, испуганно оглядываясь, побежал к машине. Его бледное, искаженное страхом лицо зажгло толпу, подобно искре. Шедшие впереди с громкими криками стали швырять камнями в машину белого. Рабочий, в увесистом кулаке которого был зажат кусок железной трубы, нанес сильный удар по ветровому стеклу. Сидевшая в машине молодая женщина пронзительно вскрикнула и закрыла собой четырехлетнюю девочку, разразившуюся громким плачем. Толпа атаковала и повредила еще несколько машин, стоявших у тротуара.
Когда Касси увидела, как белые люди, такие надменные у себя дома, бегут теперь без оглядки, пытаясь поскорее укрыться за железными дверями магазинов, всю ее пронизала дрожь, вызванная дикой ненавистью, и, громко захохотав, она выхватила у кого-то из рук камень и пустила им в одну из мечущихся женщин. Камень угодил убегающей в зад. Толпа разразилась издевательским хохотом и криками. Ненависть к белым, долго сдерживаемая, лежавшая под спудом, поднялась, как черная накипь. Людей обуревало одно желание: разрушать, громить, заставить белых дрожать от страха, даже убивать. Когда стройный молодой индиец с остро отточенным сверкающим ножом в руках крикнул: «Вперед, надо захватить телефонную станцию!» — Касси вместе со всеми побежала за ним. Один только Барнетт сохранил трезвую голову.
— Нам прежде всего надо к портовым рабочим, — убеждал он людей. — К железнодорожникам, чтобы остановить поезда.
— Мы и туда пойдем! — отвечали они. — Но сначала мы должны перерезать связь, чтобы они не могли связаться с полицией на юге.
И, думая лишь о том, чтобы захватить связь и таким образом, как им казалось, полностью овладеть городом, рабочие бросились к телефонной станции. Молодой негр, схватив в руки швабру и размахивая ею, начал исполнять что-то вроде карнавальной пляски.
— Довольно! — крикнул ему индиец, угрожающе подняв над головой нож. — Это тебе не карнавал, это настоящая война!
Разъяренный седоволосый англичанин пытался пробиться в своей машине через хлынувшую навстречу толпу. Он не снимал руки с кнопки сигнала. Толпа на мгновение остановилась. Десятки сильных рук схватили автомобиль и опрокинули, обрушив на него град ударов. Толпа снова устремилась вперед.
Перед зданием телефонной станции все в нерешительности остановились, споря, подталкивая друг друга. Круглолицый лейтенант-европеец с решительным видом стоял на ступеньках подъезда, окруженный четырьмя цветными волонтерами. В руках у них были винтовки. Волонтеры с напряженными и испуганными лицами быстро опустились на колено и взяли на прицел.
Пока перед зданием телефонной станции в растерянности стояла толпа, к ней примкнул выбежавший из боковой улочки Камачо. Взволнованный сообщениями о расстрелах и рассказами Андре, он на автобусе добрался до Сан-Фернандо, намереваясь, если удастся, проследовать дальше на юг; но водитель отказался ехать дальше, опасаясь, что по дороге забастовщики отнимут у него машину и выручку. Камачо сошел в Сан-Фернандо, походил по городу, поговорил с рабочими и от души позавидовал Андре, которому удалось быть свидетелем таких захватывающих событий. Теперь, присоединившись к толпе рабочих, он как открыл рот от изумления, так и не закрывал его. Неподалеку он заметил молодого мулата. Обрадованный Мэнни Камачо узнал в нем молодого пекаря с жилистыми руками, который так шумно выступал на митингах бастующих пекарей. Мэнни тогда близко познакомился с ним и теперь, увидев его, закричал:
— Джордж, Джордж!
Со всех сторон к нему повернулись рассерженные лица. Увидев белого, рабочие грубо оттиснули Камачо в сторону и даже наградили парой пинков.
Касси что-то говорила. При виде вооруженных волонтеров она сразу же пришла в себя.
— Не трогайте их! — говорила она рабочим. — У них ружья. Идемте на железную дорогу. Я слышала, что должны прибыть поезда с оружием.