– Колетт, у тебя такой голос, словно случилась беда. Я ведь прекрасно знаю тебя. Если бы действительно речь шла о пустяке, ты бы не теребила нервно носовой платок.
Она опустила глаза и с удивлением обнаружила, что Оливье прав. В ее руках был смятый бумажный платок.
– Вчера, после твоего ухода, звонил Жан-Пьер, – на выдохе произнесла Колетт.
– И что он хотел от тебя?
– Сказал, что не может меня забыть… скучает… Умолял вернуться к нему… Выйти замуж.
Оливье молчал, с нарочитой сосредоточенностью следя за дорогой.
– Если тебя интересует, что я ответила…
– Ты можешь мне ничего не рассказывать, – оборвал ее на полуслове Оливье. – В конце концов, это твоя жизнь. Ты пошла на поправку. Скоро снова будешь бегать по утрам… Вы ведь с Жан-Пьером были вместе почти год. Какое значение имеет пара месяцев…
– Огромное! – с жаром возразила Колетт. – За эти два месяца, которые я с тобой, я стала другим человеком. Счастливым, гармоничным, уверенным в себе… благодаря тебе.
– Так вот, значит, что ты чувствуешь ко мне! – с сарказмом воскликнул Оливье. – Благодарность.
– Нет… Оливье, послушай. Я с тобой вовсе не из-за чувства благодарности. Я… я люблю тебя.
Автомобиль резко затормозил. Колетт смущенно опустила глаза. Вот так признание в любви! В ней нет никакой романтики!
Оливье обнял ее, прижал к груди.
– Я тоже люблю тебя, Колетт. Именно об этом я и хотел тебе сегодня сказать… только в другом месте.
– Я испортила сюрприз? Прости.
– Нет, ты преподнесла мне самый большой подарок, – Оливье поцеловал ее в раскрытые губы и погладил по волосам, – по сравнению с которым этот – всего лишь безделушка.
Он извлек из кармана пиджака маленькую коробочку, обтянутую красным бархатом, и протянул ее Колетт.
– Что это?
– Открой.
Колетт осторожно подняла крышку и ахнула от изумления.
– Какая прелесть! Это настоящая жемчужина?
– Да. Жемчуг недооценивают, а ведь натуральный, не культивированный человеком, он чудо природы, игра случайностей. По сути это один из самых редких драгоценных камней. Хотя, конечно, камнем его можно назвать условно.
– Он великолепен, – прошептала Колетт. – Спасибо.
– Как и ты, моя любимая Колетт. Позволь, я надену его тебе на шею. Думаю, кулон отлично будет смотреться на твоей цепочке.
Оливье осторожно расстегнул цепочку Колетт и надел на нее жемчужину.
– Пусть эта жемчужина символизирует наше случайное знакомство.
Колетт грустно улыбнулась.
– Счастливое знакомство из-за несчастного случая.
– Жемчуг – тоже результат несчастного случая для устрицы. Перламутр всего лишь защитная реакция моллюска на раздражитель, инородное тело, случайно попавшее в раковину. Красивая драгоценность появляется в результате несчастья и случайности. – Оливье вздохнул. – Как и наша любовь.
– Я так сильно люблю тебя! – у Колетт выступили на глазах слезы. – Обещай, что мы никогда-никогда не расстанемся.
– Обещаю. Я никогда не отпущу тебя. Если, конечно, ты сама меня об этом не попросишь.
– Этого никогда не случится, – заверила его Колетт, скрепив клятву поцелуем.
Как горько она ошибалась в тот счастливый момент! Как скоро ее ждало разочарование и боль! Сейчас же Колетт радовалась жизни, любви и близости Оливье.
В тот вечер они поехали в ресторан, заказали лучшее белое вино и устрицы… Смеялись, болтали о пустяках и строили планы на будущее.
Утром Оливье проснулся раньше Колетт, приготовил завтрак, спустился в пекарню за круассанами и сварил ароматный кофе.
Колетт боялась поверить в свое счастье. Наконец-то… наконец она встретила свою вторую половину! Мужчину, с которым мечтала пройти рука об руку по жизни. Мужчину, от которого мечтала иметь детей. Мужчину, каждый день с которым дарил ей неземную радость.
– О чем ты думаешь, красавица? – спросил Оливье, в очередной раз заметив на лице Колетт блаженную улыбку.
– О тебе, – искренне ответила она. – Только о тебе.
7
– Извините, – робко произнесла Колетт, остановившись у стойки регистратуры больницы.
Медсестра не обратила на нее ни малейшего внимания. Что и неудивительно, подумала Колетт, меня ведь даже не видно, когда я сижу в инвалидной коляске.
– Извините, – чуть громче произнесла она.
Медсестра наконец заметила ее и отложила в сторону регистрационный журнал.
– Я вас слушаю, мадмуазель Вернон.
– О, вы даже помните мое имя.
Еще бы! – усмехнулась Катрин. Ты ведь увела моего любовника.
Она изобразила любезную улыбку.
– Да, чем могу вам помочь?
– Мне позвонили сегодня утром из больницы и сказали, что мой сеанс физиотерапии Оливье… доктор Лоран, – смущенно исправилась Колетт, – перенес на час раньше.
– Одну минутку, я посмотрю расписание. – Катрин пощелкала клавишами, однако на экран едва взглянула. Ей и без того было прекрасно известно, что сеанс Колетт назначен на прежнее время. – Верно, мадмуазель Вернон.
– Тогда я не понимаю… я нигде не могу найти своего лечащего врача. – Колетт из опасения снова оговориться и назвать доктора Лорана по имени вообще не стала его никак называть. Она наивно полагала, что их с Оливье отношения оставались тайной за семью печатями.
– Давайте пройдем в палату. Я вас провожу.
Катрин покатила коляску Колетт в сторону процедурного кабинета.
Когда женщины остались наедине, Катрин заявила, уперев руки в бока:
– Наконец-то, мадмуазель Вернон, я смогу с вами поговорить начистоту!
Тон медсестры показался Колетт чрезмерно грубым и вызывающим. Хамство всегда оказывало на Колетт странное воздействие. В первый момент она теряла дар речи и не знала, как ответить на откровенную грубость в свой адрес. Вот и сейчас ее буквально парализовало. Она растерянно хлопала ресницами и молчала. Катрин, видимо, того и добивалась. Ее подпитывала растерянность Колетт.
– Кем вы себя возомнили? – Катрин криво усмехнулась.
– Я не понимаю, почему вы разговариваете со мной в таком тоне!
– Ах, значит, вы ничего не понимаете. Очень милое оправдание.
– Мне не за что перед вами оправдываться.
– Ошибаешься, дорогуша.
– Я не желаю выслушивать ваши оскорбления! Дайте мне пройти.
– Пройти? Ха-ха! – Злорадный смех Катрин неприятно ударил по натянутым нервам Колетт. – Идите, если сможете… Что же вы сидите в инвалидной коляске? Я вас не держу.
– Отойдите. Я ведь не проеду.
Колетт с трудом сдерживала слезы. Благодаря заботе и любви Оливье она забыла о том, что не может ходить. С ним она была прежде всего женщиной. Любимой и прекрасной. Оливье без устали повторял, что для него Колетт самая потрясающая и восхитительная женщина в мире. И вдруг ей в лицо заявляют, что она инвалид, неполноценная…
– Вы знали, что мы с Оливье были любовниками до того момента… пока не появились вы?
Колетт распахнула от удивления глаза, но предпочла промолчать.
– Значит, Оливье вам ничего не сказал, – констатировала очевидный факт Катрин. – Вполне в его духе. Менять любовниц без их ведома.
– Мне все равно, – сказала Колетт, однако из ее тона следовало прямо противоположное.
– Нет, вам не все равно, – ехидно заметила Катрин. – Вас это известие удивило. Причем крайне неприятно, верно?
– Если Оливье мне ничего не рассказывал о вас, значит, для него ваш роман – если он, конечно, не является плодом вашего больного воображения, – не имел никакого значения.
– Нам было хорошо вместе. Оливье – первоклассный любовник, правда? В его объятиях любая дурнушка почувствует себя королевой… Вас он наверняка убедил в том, что жизнь продолжается даже в инвалидной коляске.
– Если вас интересует мое здоровье, то скоро я снова буду ходить.
– Вам это тоже сказал Оливье? На вашем месте я не очень бы доверяла его словам.