Она цеплялась за его мысли. Каждую услышанную его мысль она аккуратно заворачивала в вату и сохраняла, как энтомолог сохраняет бабочек. Потом, лежа ночью в его кровати и прижимая к себе его подушку, она разворачивала эти мысли, чтобы услышать снова. Сейчас она смотрела, как зарево разгоняет ночь над городом, но ночь внутри нее осталась — густой беспросветный мрак.
— В этом огне вы его не увидите, — долетел из темноты голос.
— Лев?
Казак вышел из тени в круг света, чтобы она смогла рассмотреть его. Валентине он показался огромным. Пустую глазницу скрывала повязка, черные и жесткие, как проволока, курчавые волосы ниспадали на лоб, прикрывая шрам. Валентина обрадовалась, увидев его. Этой встречи она не ожидала.
— А где лошади? — Он указал на конюшню, где когда-то играл с Йенсом в карты, и Валентине впервые подумалось, что он скучал по своему другу.
— Я продала их.
Даже не спрашивая разрешения, несколько семей поселились в ее конюшне, как только она опустела. Люди спали в стойлах, на ночь укрывались сеном и ели овес из кормушек. Она не возражала. Ей было все равно. Она и хотела что-то чувствовать, но не могла. Это из-за таких людей она потеряла мужа и сестру. За таких людей сражался Аркин. Разве вы не видите, что творите? — хотелось ей закричать им. — Разве вы не понимаете, что вместе с плохим уничтожаете и все хорошее, что есть в России?
Она быстро отвела Попкова в сторону от фонаря.
— Есть новости?
— Да.
— О Йенсе?
— Нет, не о Йенсе.
Она не издала ни звука, даже не вздохнула, хотя от разочарования у нее на глазах выступили слезы.
— Тогда о ком?
Он тихо засмеялся, отчего ей захотелось схватить его за бороду и затрясти.
— О ком же? — снова спросила она.
— О человеке по фамилии Ериков. Я слышал, он с Лениным компанию водит.
— И зачем он мне?
— Его зовут Виктор. Виктор Ериков.
Сердце ее остановилось.
— Виктор Ериков?
— Аркин поменял фамилию, поэтому мы и не можем найти этого ублюдка.
— Зачем ему это понадобилось?
Огромная фигура пошевелилась.
— Из-за вашей семьи. Потому что человек с фамилией Аркин был слишком близок к министру Иванову. Он не хочет, чтобы об этом знали.
Валентина кивнула.
— Тебе известно, где он?
— Пока нет. Но я узнаю это.
— Сообщишь мне?
— Да. Добром это не кончится, но я сообщу. Но вы пока не выходите из дому.
— А где революционеры?
— Кругом. Эти чертовы большевики заняли вокзалы и телеграф. Они даже взяли штурмом государственный банк. Эти люди не шутят, так что оставайтесь пока дома.
— Спасибо, Лев.
Казак пожал плечами и развернулся, собираясь уходить.
— Лев, — она взялась за его руку, твердую как камень. — Твой глаз… Мне очень жаль. Береги себя.
Он издал какой-то нечленораздельный звук, глухой рокот в гранитной груди, и пошел размашистым шагом в ночь.
— Лида, оставайся здесь. Дверь никому не открывай.
— А если мне захочется в туалет?
— Сходишь на ведро.
Симпатичный носик поморщился.
— Лида, я не шучу.
— А куда ты идешь?
— Искать папу.
Личико в форме сердца просияло.
— А можно и я с тобой пойду?
— Нет. Ты должна слушаться. Папа вернется, только если ты будешь хорошей девочкой.
— Я буду хорошей.
Лида сделала ангельское лицо, но Валентину это не убедило.
— Я говорю серьезно. Не открывай дверь никому. Обещай мне.
— Обещаю.
Она поцеловала дочь в растрепанные волосы и приказала себе верить, что та сдержит слово.
— Валентина!
Она стояла на пороге доктора Федорина, но настороженно смотрела на улицу. Город притих, как волк после удачной охоты. Но это не означало, что он не начнет убивать снова.
Федорин втащил ее в дом и торопливо закрыл дверь.
— Валентина, вам не следует выходить на улицу. Это слишком опасно.
— Я зашла только узнать, что вы слышали.
— Моя дорогая девочка, нашего с вами города больше нет. Эта большевистская революция разрывает Петроград на части. Их Красная армия арестовывает всех подряд. Владельцы заводов, банкиры и разного рода политики… — Тут он замолчал, увидев, как побелели ее губы.