Плевать. Сегодня я получу ее тело и есть вероятность того, что любопытство поутихнет и все будет, так как я задумал изначально.
Ждать ее на причале оказалось сложнее, чем я думал. Все вокруг в нетерпении осматривались, ждали, когда ворота откроются, и из них выйдет невеста. Новая ирли. Но время тянулось, и я занервничал. Неужели устроила истерику? Может попыталась сбежать?
Но мои догадки не подтвердились, и уже через минуту она появилась в поле моего зрения. Она шла, так же как и в первый раз, но в каждом шаге читалось отчаянье, желание сорваться с места и бежать неведомо куда. Она сдержалась. Проделала этот долгий путь ко мне и встала рядом, ожидая моего решения.
Он нее разило паникой. Я только отмахнулся, сажая ее в лодку. Пройдет. Она расслабиться и откроется. Все открываться и она не исключение. Пара подарков, красивые слова, бессонные ночи и эта жемчужина будет моей. Да… Жемчужина.
Она стояла у самого краешка борта и с вселенской печалью смотрела вниз, заглядывая в самую глубину темных вод. Мне даже показалось, что она хочет прыгнуть, но я прогнал эту мысль, не прекращая неотрывно следить за ней.
Когда мы приплыли на Морши, я нетерпеливо тащил ее к алтарю. Потом полюбуется. Весь ритуал я сжимал ее холодные пальчики, потому как она испугалась сильного ветра, и ее испуганные глаза царапнули мою душу. И с иронией я заметил, как нашу с Викторией ленту потрепало за последний год. Она распущенными нитками трепыхалась на ветру, намотавшись на ветку. Как и наш брак. Заранее продуманное мероприятие. Боги не любят договорных браков, не благословляют их и сейчас показывали мне, как выглядит наш брак со стороны. Как та самая жалкая подранная ленточка.
Когда друид ушел я понял что девушка в панике, оказавшись привязанной ко мне. По груди разливалось теплое как хант удовлетворение. Хотелось сдернуть с нее фату, зарыться в волосы и наконец, попробовать, притянув к себе. Чем я и занялся, медленно, словно мучая себя самого стягивая с нее белое полотно. Хотелось продлить это удовольствие, растянуть время перед встречей с той, кто срывалась за всеми этими одеждами.
Белая. Даже нет, не так. Белоснежная! Ее волосы светились неестественным свечением, отражая свет от тусклого солнца, что почти не радовало нас в эти дни, прячась за серыми тучами.
Она подняла на меня черные глаза, и я сказал что-то не членораздельное, завороженно пялясь в ее лицо. Я должен был, должен был узнать какие эти губы на вкус, запустить пальцы в ее белоснежные волосы и притянуть к себе, пометить, искусать. Что я и сделал.
С наслаждением впивался в ее губы. Вдыхая носом ускользающий, но ощущаемый аромат лунного цветка, который окружил девочку в моих руках. Нужно ее отпустить. В штанах шевельнулся нетерпеливый член, как и я, пьянея от ее запаха. Оторвал от себя, смотрит растеряно, сказал еще какую то ерунду. Еще щеки покраснели, а глаза смущенно смотрят в землю. Что я сказал? Боги, ничего не помню.
Как до острова добрались, вспоминаю отрывками, только что девочка все время была рядом, вынужденно прижавшись и недовольно сопела, когда я пересадил ее вперед, вынудив прижаться еще сильнее, а сам тайно вдыхал ее запах, закатывая глаза как влюбленная девица. Совсем сдурел на старости лет. Ну ничего, разложу ее на кровати и пару раз почему территорию. И наваждение пройдет.
Поцелуй Виктории на причале немного отрезвил и заставил прийти в себя. Змея жалась ко мне, обхватывая руками торс, и занимала все место собой, не позволяя притянуть жемчужину, чтобы показать всем, что она моя. Ничего, ничего. Придет время. Сегодня она станет моей, а скоро Виктория отчалит к своему папаше.
Зал был наряжен в нашем духе, щиты, ленты, мечи. Но Аорелия понуро сидела рядом. Не поднимая головы. Ее белые волосы упали на грудь и прикрывали виски, на которых была серая блестящая краска, которая так ей шла. Виктория шла в атаку. Она не давала мне ни секунды покоя, постоянно о чем то, спрашивая, как будто ей есть до этого дело. Раздражает. Хочется повернуть голову в сторону новоиспеченной ирли, но что-то мешает. Оно сомнением царапает меня, не давай больше духа, чтобы, наконец, заговорить с ней, вывести ее из этого транса.
Когда объявляю бои, с удивлением вижу в числе добровольцев Ирлинга. Он одет, так же как и все, его тело, увитое вбитыми под кожу рисунками, совсем не смущает мою маленькую жемчужину, она с любопытством и интересом разглядывает его, как и он ее. Черт! Почему так хочет дать ему в рожу, который раз за последнее время? Не хотелось поднимать этот разговор вслух, не было желания показывать свою слабость, но видимо выхода нет. Позже обязательно выскажу другу все что думаю, и возможно все-таки двину. Просто что бы стало легче дышать.