Так мы в очередной раз потеряли отца. Его редкие появления дома, как и прежде, сопровождались то апатией, то внезапными вспышками ярости. Мы были еще слишком маленькими, чтобы в полной мере осознавать, какую ненависть он приносил с собой. Даже наша бабушка каждый раз после его визитов плакала и говорила, что война отняла у нее еще одного сына.
Но однажды пришла грандиозная новость, и принес ее мой двоюродный брат Сидик.
— Америка! Они бомбят Талибан. У них самые большие пушки и самые быстрые ракеты. Их солдаты самые сильные!
— А что же твоя Америка не взялась за них раньше? — спросила Шахла. Она была уже достаточно взрослой и умела задавать вопросы, которые заставляли нас, младших, смотреть на нее с удивлением и восторгом.
Сидику едва исполнилось десять, но уверенности ему было не занимать. Его отец погиб много лет назад. Сидик рос вместе с нами, на половине дедушки, и привык, что в доме считаются с его мнением, потому что он мужчина.
— Талибан бомбил Америку, а теперь Америка рассердилась и бомбит Талибан, — разъяснил обстановку Сидик.
Бабушка как раз вышла во двор и услышала последнюю реплику внука.
— Сидик-джан, о чем это ты рассказываешь сестрам?
— О том, как Америка бомбит Талибан.
— А Талибан много домов разбомбил в Америке? — робко спросила Шахла.
— Нет, детка, — качнула головой бабушка, — один человек из Талибана разрушил одно большое здание в Америке, тогда американцы разозлились и пришли, чтобы уничтожить этого человека и всех его воинов.
— Всего одно здание?
— Да.
Мы помолчали.
Похоже, это была хорошая новость. Большая сильная страна пришла нам на помощь! Итак, теперь у нас был союзник в борьбе с Талибаном.
Однако бабушка видела, что в глазах Шахлы по-прежнему стоит вопрос, и отлично понимала, что это за вопрос. Им задавались мы все: почему Америка так расстроилась из-за одного-единственного здания, когда половина нашей страны разрушена и раздавлена властью талибов?
Ах, если бы подобные вещи так же сильно расстраивали Америку!
Глава 4
ШЕКИБА
Шекиба продолжала работать в поле так, словно ничего не произошло. Она кормила осла и кур, сама правила плуг, когда лезвие тупилось о камни, попадающиеся в земле. В ее доме царила угрюмая тишина. Иногда это безмолвие начинало действовать ей на нервы, и тогда Шекиба пыталась разрушить его: она разговаривала с птицами, которые садились на изгородь возле дома, или, возясь на кухне, нарочно гремела посудой. Но бывали дни, когда Шекиба, наоборот, чувствовала абсолютный покой. Ощущение, что она осталась наедине с собой, было похоже на счастье. Иногда Шекиба приходила туда, где лежали ее родные. На могиле Акилы она посадила цветы. Шекиба надеялась, что маме они тоже понравились. Закончив работу, Шекиба постояла немного, слушая, как над головой поет свою звонкую песню птица бюльбюль.
Но возникли и некоторые трудности. Без отца Шекиба оказалась отрезана от деревенских лавок. Теперь ей приходилось очень экономно расходовать продукты, потому что отныне рассчитывать она могла лишь на то, что даст ей земля. Шекиба выкопала нечто вроде траншеи вдоль стены дома и сложила туда запас картофеля на предстоящую зиму. Собрав урожай бобов, она позволила себе съесть совсем немного, остальное же высушила и тоже отложила про запас.
Смерть отца будто бы ускорила наступление зимы. Во всяком случае, так показалось Шекибе, хотя ее чувство времени всегда было зыбким, да и не было у нее необходимости различать дни недели или числа месяца, даже вопрос, какой сейчас год, не казался ей особенно важным. Солнце вставало и садилось, жизнь текла своим чередом. Шекиба жила изо дня в день. Как долго могло продлиться ее существование? Время от времени ей в голову приходила мысль покончить со всем этим разом. Однажды она зажала пальцами нос и крепко сжала тубы. Шекиба чувствовала, как грудь разрывается от нехватки воздуха. Наконец она не выдержала и, проклиная собственную слабость, сделала вдох.
Она снова стала подумывать вырыть для себя могилу рядом с могилами близких и лечь в нее. Возможно, ангел Джабраил заметит ее и поможет побыстрее соединиться с семьей. Интересно, увидятся ли они с мамой? И если так, Шекиба молилась, чтобы это была прежняя мама, какой она ее помнила, — мама, весело хлопочущая у плиты и напевающая что-то вполголоса, а не та облысевшая женщина с остекленевшим взглядом, которую похоронила дочь.
Пришла зима, Шекиба кое-как перебивалась на сделанных осенью запасах. Каждый раз, раздеваясь, чтобы помыться, она замечала, что ребра у нее выпирают все больше и больше. Ей приходилось подкладывать под себя дополнительные подушки, иначе сидеть было больно. Шекиба ослабела, волосы сделались тусклыми и заметно поредели, десны кровоточили, но она не замечала вкуса крови во рту.