Я быстро отсчитала купюры и, подхватив покупки, поспешила домой. Мне хотелось как можно скорее похвастаться маме-джан, как здорово я торговалась в лавке и сколько денег удалось сэкономить. Постепенно мой торопливый шаг превратился в бег. Я вдруг поняла, что мне теперь не нужно следить за манерами, как подобает воспитанной девочке, и ходить по улицам, потупив взгляд. Решив потренироваться на старике, который шел мне навстречу, я взглянула ему прямо в лицо. Он равнодушно скользнул по мне глазами и прошел мимо. Меня переполнял восторг. Я вприпрыжку мчалась по улице, длинная юбка больше не стесняла движений, ноги несли меня легко и свободно. Больше можно было не беспокоиться, что прохожие с возмущением станут пялиться вслед бегущей девочке. Теперь я была мальчиком, а мальчики просто рождены для того, чтобы носиться по улицам сломя голову.
Мама-джан улыбнулась, когда я, запыхавшаяся и разгоряченная, ворвалась в дом. Я выложила перед ней покупки и с гордостью вручила оставшиеся деньги.
— Ну и ну, похоже, мой сын умеет торговаться на рынке гораздо лучше своей матери, — рассмеялась она.
Постепенно я начала понимать, почему мама-джан так отчаянно нуждалась в помощи сына. Многие повседневные мелочи, которые раньше делал отец, теперь она с радостью поручала мне.
Например, когда резиновые подметки на башмаках моей сестры отвалились и стали похожи на разинутый рот, я отнесла башмаки к старику, державшему мастерскую в конце нашей улицы. У старика было всего три пальца на правой руке, но он мог починить любую обувь, так что она становилась как новенькая. Я приносила хлеб из бакалейной лавки и с воплями прогоняла прочь забежавшую к нам во двор бродячую собаку. Когда отец возвращался домой и увидел меня, вприпрыжку бегущей за перепуганной собакой, он смеялся во весь голос.
— Малыш, попроси сестру принести мне чаю. И пусть приготовит поесть. — Отец потрепал меня по коротко стриженным волосам, прошел в гостиную и уселся на полу возле стены, подложив под спину подушку.
В первый момент я оторопела: почему он не попросил принести чай меня? Но в следующее мгновение сообразила, в чем причина, и вразвалочку направилась на кухню.
— Эй, Рохила, — обратилась я к сестре, — папа-джан просит чаю, а еще велит подать ему ужин. Он ждет в гостиной.
— И что? Почему бы тебе самой не подать ему ужин. Вон в горшке осталось немного курмы.[10]
— Он попросил меня передать сестре, чтобы она принесла ему поесть. А моя сестра — это ты. Ну ладно, мне некогда тут болтать, пойду на улицу. А ты смотри не тяни с ужином, папа-джан голодный и сердитый, — жизнерадостно сообщила я.
Рохила смерила меня испепеляющим взглядом и, отвернувшись к плите, принялась ожесточенно греметь тарелками, накладывая еду для отца. В глубине души я понимала, что, дразня сестру, веду себя как избалованный мальчишка, но ощущение свободы переполняло меня таким восторгом, что хотелось сполна воспользоваться открывшимися передо мной возможностями. Отмахнувшись от чувства вины, я побежала проверить, не вернулась ли к нам во двор бродячая собака, потому что нет интереснее занятия, чем гонять по улице бродячих собак.
Через месяц начались занятия в школе, и решено было, что я снова пойду учиться. Подравнивая отросшие волосы, мама-джан объясняла, что ждет меня в новом учебном году.
— Теперь ты будешь в одном классе с мальчиками. Внимательно слушай учителя и старайся в точности выполнять все задания, — нарочно спокойным тоном говорила мама-джан. — Твой двоюродный брат Муньер будет учиться с тобой в одном классе. Но никто — ни учитель, ни ученики, — никто не спросит тебя… ни о чем не спросят. Помни, ты — один из мальчиков.
Однако я прекрасно понимала, что в этом году для меня в школе все будет иначе. План тети Шаимы прекрасно работал, пока дело ограничивалось рамками семьи или даже моими походами на рынок. Сейчас же мне предстояло пройти настоящее испытание, которое покажет, насколько в действительности хороша тетина идея. Слушая наставления мамы-джан, я не могла не замечать, как она встревожена.
Что касается моих сестер, то они были в ярости. Папа-джан решил, что им лучше остаться дома. Он был непреклонен, даже несмотря на то, что я, став братом Шахлы и Парвин, могла бы сопровождать их в школу и встречать после уроков.
Поэтому в назначенный день мы с Муньером вдвоем отправились в школу. Мой двоюродный брат был не из самых сметливых мальчиков, да к тому же его мама, моя тетка, держала своих детей подальше от нашей семьи. Но в данном случае это играло нам на руку, достаточно было сказать Муньеру, что перед ним его двоюродный брат Рахим, и в неповоротливых мозгах кузена не осталось даже воспоминаний о сестре по имени Рахима, она просто испарилась, словно ее никогда не существовало.