Шекиба повернулась левым боком. Она нарочно поворачивалась медленно, постепенно открывая изуродованную часть лица. Заранее предвидя реакцию Азизуллы, она затаила дыхание. Шекибе только сейчас пришло в голову, что ее уродство может вызвать у хозяина дома такое отвращение, что он отправит ее обратно к бабушке.
Брови Азизуллы сошлись на переносице.
— Да, впечатляет. Ну… не важно. Для наших целей ее внешность несущественна.
«Несущественна?»
— Других заболеваний у нее нет? Говорить она умеет?
— Конечно, Азизулла-джан, в остальном она совершенно здорова. Говорить умеет, но не болтлива, так что тебе она не доставит хлопот. Содержать ее в доме необременительно, а польза от нее несомненна.
Азизулла задумчиво поглаживал свою густую бороду. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы принять окончательное решение:
— Хорошо, пускай остается.
— Я рад, Азизулла-джан, что ты смотришь на это дело подобным образом. Воистину, ты человек большого ума и щедрого сердца, да продлит Аллах твои дни.
— И тебе, Залим-джан, благополучия и долгих лет жизни.
— Благодарю. Моя мать также шлет наилучшие пожелания тебе и твоей жене. Надеюсь, отныне мы можем считать, что долг выплачен?
Дядя Залим изъяснялся с такой изысканной вежливостью, что Шекиба ушам своим не верила — неужели это говорит один из ее родственников?
— Можем считать, да. До тех пор, пока она исправно работает в моем доме.
Шекиба работала исправно. Поначалу из страха, что ее отправят обратно. Но вскоре она поняла, что здесь к ней относятся совсем иначе, чем у Бардари.
Как только дядя Залим ушел, Азизулла позвал в гостиную жену, Марджан.
— Это Шекиба. Ее семья говорит, что она отлично управляется с хозяйством и может делать даже тяжелую мужскую работу. Введи ее в курс дела, чтобы Шекиба могла приступить к своим обязанностям. Посмотрим, соответствует ли она данным рекомендациям.
Марджан окинула Шекибу внимательным взглядом. Увидев изуродованное лицо девушки, она вздрогнула и не смогла сдержать испуганного возгласа. Жена Азизуллы была доброй женщиной и мгновенно прониклась жалостью к Шекибе.
— О небеса, бедная девочка! Как ужасно! — сокрушенно цокая языком, сказала Марджан. Впрочем, она быстро пришла в себя и добавила, вытирая перепачканные мукой руки о край фартука: — Ну что же, пойдем на кухню, я как раз замесила тесто.
На вид хозяйке было лет тридцать. Шекиба подумала, что своего первого ребенка Марджан родила примерно в ее возрасте.
— Это наша спальня, там дальше еще комнаты, — идя по коридору, махнула рукой Марджан, — а вот здесь у нас кухня. — Шекиба робко переступила порог кухни. — О небеса, погляди на себя, какие у тебя узкие бедра! — вдруг ни с того ни с сего воскликнула Марджан. — Как же ты будешь рожать?
Улыбка, с которой она смотрела на Шекибу, была широкой и доброй. Вероятно, с каждым новым ребенком эта улыбка становилась чуть шире. Но замечание Марджан удивило Шекибу. Никто и никогда не говорил ей о возможности стать матерью — никогда, даже в насмешку. Шекиба почувствовала, как краска заливает правую половину лица, и опустила голову.
— О, ты смущена! — всплеснула руками Марджан. — Как мило! Ну ладно, за дело. Мы тут болтаем, а у нас работы непочатый край.
Она рассказала, что именно Шекибе предстоит делать по дому. Список обязанностей оказался довольно длинным, но Марджан перечисляла их без того высокомерия, с которым обычно обращались к Шекибе ее тетки. Хотя в этот дом ее отдали в качестве работницы, Шекиба вдруг осознала, что для нее сделка Бардари с Азизуллой стала освобождением, и поймала себя на том, что улыбается во весь рот.
У Азизуллы и Марджан было четверо детей. Первой, с кем познакомилась Шекиба, была младшая девочка — Манижа. Черными кудрями, обрамлявшими розовые щеки, и выразительными глазами, подведенными кохлем,[12] малышка напомнила Шекибе сестренку — их певчую птичку Бюльбюль. Манижа, цепляясь за юбку матери, выглядывала из-за ее ноги и с интересом рассматривала нового для нее человека. Шекиба вспомнила, как точно так же цеплялась за маму-джан Акила. Марджан и Шекиба уселись за стол и быстро раскатали готовое тесто на тонкие овальные лепешки, чтобы позже отправить их в печь.
Старшему сыну Марджан, Фариду, было десять. Мальчишка ввалился на кухню и бесцеремонно схватил со стола кусок хлеба прежде, чем мать успела шлепнуть его по руке. И прежде, чем изуродованное лицо Шекибы заставило его вздрогнуть и разинуть рот. Глядя на мальчика, Шекиба попыталась представить, кого из ее двоюродных сестер могли бы сосватать Фараду, не приди в голову Шагул-биби отличная идея: предложить вместо одной внучки-невесты другую — в качестве домашней прислуги.
12
То же самое, что сурьма. Кохлем подводят глаза даже грудным детям, поскольку считается, что подводка глаз черными линиями защищает от яркого солнца.