Маргарита же, только теперь начавшая понимать, сколь коварны мужчины, покачала головой:
— Дай Бог, чтобы в словах Ваших была правда! Но я ведь уже замужем и достаточно всего знаю, чтобы ясно понимать, на какой поступок толкнула Вас страсть, которая Вас ослепила. Ведь если бы Господь не поддержал меня, я уверена, что Вы довели бы своё дело до конца. Но не будем больше говорить об этом. Если раньше я по своему легкомыслию считала Вас человеком честным, то хорошо, что я узнала, наконец, настоящую правду, которая избавит меня навсегда от Вашего общества.
С этими словами принцесса вышла из комнаты и, вернувшись к себе, всю ночь провела в слезах. Ибо, несмотря на то, что «разум заставлял её отказаться от него и навеки позабыть об этой любви, сердце, распоряжаться которым мы не вольны, никак с этим не могло согласиться». Поэтому она решила, что будет по‑прежнему любить его всем сердцем, но вместе с тем, повинуясь велению чести, скроет эту любовь и от него самого, и от всех на свете.
На другой день Бонниве уехал. Желая унять свою тоску и развеять скуку, девятнадцатилетняя Маргарита приступила к своей знаменитой серии новелл, которые после её смерти были собраны Клодом Грюже и опубликованы под названием «Гептамерон».
Тем временем принцессу ожидал ещё один тяжёлый удар. В 1511 году племянник короля Гастон де Фуа был назначен командующим армией в Италии и комендантом Милана. За две недели принудив вражескую коалицию снять осаду с Болоньи, разбив венецианцев при Вероне и взяв приступом Бреши, он в двадцать два года стяжал себе славу блестящего полководца и получил прозвище «Молния Италии». 11 апреля 1512 года вблизи Равенны Гастон наголову разбил испанцев, но во время преследования неприятеля был убит.
Известный французский историк ХIХ — ХХ веков Альбер Мале писал о последней битве Гастона де Фуа в своей книге «История Франции»:
— Никогда ещё люди не защищались так хорошо, как испанцы, у которых не было ни рук, ни целых ног, но они кусали своих врагов. Погибло 16 000 человек. Гастон получил 18 ранений: от подбородка до шеи у него было их 14 или 15, и этим он продемонстрировал своё великое мужество принца.
Людовик XII был потрясён кончиной своего молодого племянника, и заказал множество месс за упокой его души. А Маргарита, узнав о гибели своего бывшего возлюбленного, закрылась в своих покоях и долго плакала.
Её первое после замужества появление при дворе произошло только после смерти Анны Бретонской. В 1510 году королева родила в Блуа вторую дочь, принцессу Рене, что стало горьким разочарованием и для неё, и для Людовика. Как впоследствии было установлено, здоровье Анны было подорвано из-за невежества повитухи, которая её лечила. В течение оставшихся трёх лет своей жизни королева постепенно и медленно угасала, и, хотя она и не была полностью ограничена своей комнатой, однако ни разу не провела дня, не страдая от острой боли. Наконец Анна Бретонская после трёх дней страданий умерла в Блуа в возрасте тридцати шести лет.
— Никогда ещё королеву Франции не оплакивали с такой неистовой скорбью, как Анну Бретонскую… Французы гордились её европейской славой, твёрдой добродетелью, щедрым покровительством искусству и огромным наследием, которое она принесла короне, — пишет Марта Уокер.
По другим же свидетельствам, её оплакивали только бретонцы и муж, который «надел глубокий траур и плакал восемь дней». А маршал Флёранж в своих мемуарах говорит:
— Смерть эта была очень приятна Франсуа, ибо Анна ему во всём противодействовала и не было часа, когда бы эти два дома (Орлеанский и Ангулемский) не враждовали между собой.
Другу молодого наследника вполне можно верить, хотя его мнение как будто не согласуется с записью, содержащейся в дневнике Луизы:
— Анна, королева Франции, скончалась 9 января 1514 года, поручив мне свои имения и своих дочерей, даже Клод, (будущую) жену моего сына, которую я дружески воспитывала, как то всем известно.
Тот факт, что Анна поручила двух своих дочерей надзору Луизы, еще не доказывает её доброго отношения к ней. Ведь королева знала, что после её смерти Клод наверняка станет женой герцога Валуа, и, стало быть, будет зависеть от своей свекрови. Умирая, она только как бы просила не переносить на детей того недоброжелательства, которое разделяло их, матерей. Страх, что, обретя власть, Луиза будет притеснять её маленьких дочерей, вырвал у гордой королевы последнее завещание. И даже та настойчивость, с которой герцогиня Ангулемская указывает на добросовестное исполнение ею последней воли покойницы, наводит на мысль о том, что в душе своей она не находила любви к двум сироткам.