Посреди сада, на траве, был растянут большой ковер; над ним колыхался навес из красного шелка, поддерживаемый вызолоченными мачтами. На этом ковре была приготовлена закуска на дорогом фарфоре.
Гости с удовольствием подсели к подносам с тонкими блюдами. Прогулка вызвала у всех аппетит. Женщины расположились по обе стороны Кизаки, мужчины — напротив, на почтительном расстоянии.
Вскоре среди благородного собрания воцарилось самое непринужденное веселье: смех слышался из всех уст; велись шумные разговоры, и никто не прислушивался к звукам оркестра, скрытого за ширмами из волокон тростника.
Одна Фаткура была пасмурна и молчалива. Принцесса Иза-Фару тихонько наблюдала за ней с возрастающим удивлением; время от времени она смотрела также на принца Нагато, который, казалось, был погружен в нежную мечтательность, но ни разу не бросил взгляда в сторону Фаткуры.
— Что же такое происходит? — бормотала принцесса. — Ясно, что он ее больше не любит. А я-то думала, что свадьба так близка!
Но вот кончилось угощенье, и Кизаки встала.
— Теперь, — сказала она, — за работу! Пусть каждый из нас вдохновится природой и сочинит четверостишие на китайском языке.
Все рассыпались под деревьями сада; каждый уединился и стал размышлять; одни остановились перед цветущей веткой, другие медленно прогуливались, опустив взоры на землю или подняв голову к небу, которое виднелось сквозь букеты белых или розовых цветов. Некоторые, более неподвижные, растянулись на траве и закрыли глаза.
Свежие, яркие цвета платьев весело выступали среди зелени и придавали новую прелесть картине.
Вскоре созвали всех поэтов. Срок, определенный на сочинение четверостишия, миновал. Все собрались и уселись на траву. Слуги принесли большой бронзовый сосуд, по бокам которого извивались резные драконы среди причудливых ветвей. Этот сосуд был полон белых вееров, украшенных только легкими рисунками на одном их углов. Наброски изображали или пучок ирисов, гибких тростников, или хижину у озера, над которыми склоняется плакучая ива, или птичку с цветущей веткой миндаля в когтях.
Каждый из состязающихся взял по вееру, на котором нужно было написать стихи. Принесли также кисточки и разведенные чернила. Вскоре на белизне вееров вытянулись четыре ряда черных букв; поэмы были окончены, и каждый поэт прочитал вслух свое произведение.
Начала принцесса Иза-Фару:
Эта поэма вызвала живейшее одобрение. Когда водворилась тишина, стал читать Симабара:
— Хорошо, хорошо! — вскричали слушатели.
Некоторые принцы повторяли последний стих, качая головой от удовольствия.
Прочли еще много четверостиший, потом Кизаки прочла свое:
— Ты наша учительница! — вскричали все от восхищения. — Что наши стихи перед твоими!
— Наш великий поэт Тзурэ-Юки ни разу не написал поэмы, совершеннее этой, — сказал Нагато.
— Я действительно вдохновилась этим поэтом, — сказала Кизаки, улыбаясь от удовольствия. — Но теперь твоя очередь, Ивакура, — прибавила она, поднимая глаза на принца.
Принц Нагато развернул свой веер и прочитал: