— Тише, Лоо, — сказал принц, — не удивляйся ничему и будь скромен…
«Это Садо едет в мои владения», — прибавил он про себя».
Уже легкое облачко пыли обозначало передовых шествия, которое огибало угол дороги. То были слуги, писцы и повара со всевозможной посудой. Матросы стали на колени на краю дороги, принц скрылся за изгородью из шиповника.
Прошла первая группа, за которой следовали десятка два лошадей, навьюченных ящиками и тюками, обернутыми красной кожей; затем потянулось множество людей с пиками, знаменами, мечами, луками, колчанами, зонтиками. За ними шла толпа служителей; у каждого на плече был лакированный ящик с одеждой и разными принадлежностями принца. Далее выступали офицеры с княжеским роскошным оружием и копьями, украшенными петушиными перьями или кожаными ремешками. Конюхи вели лошадей в роскошной сбруе; один самурай, в сопровождении двух слуг, держал на руках шляпу, под которой принц укрывался от солнца, сходя с коня.
Другой вельможа нес зонтик в черном бархатном чехле, за ним молча тянулись слуги и багаж этих вельмож.
Вслед за тем появились двадцать восемь пажей в круглых шляпах, сопровождая княжеские носилки. Эти пажи выделывали какие-то странные движения: шагая, они закидывали одну ногу назад, поднимая ее как можно выше, и в то же время забрасывали вперед руку, как будто собираясь плыть. Наконец, показалось норимоно. Его несли восемь человек, которые шли мелкими шагами, поддерживая одной рукой единственный шест, протянутый в виде лука над паланкином; другую руку они вытянули вперед, как бы внушая молчание и почтительный трепет.
Стенки норимоно были покрыты черным лаком и усеяны золотыми гвоздями; на них были изображены княжеские знаки Нагато — три шара под пластинкой. Внутренность этого огромного ящика была обита блестящей шелковой материей; на тюфяке, покрытом бархатным ковром, лежал князь и перелистывал книгу.
Шествие замыкала толпа конюхов, пажей и знаменосцев, которые двигались в полном порядке, среди глубокого молчания.
— По правде сказать, — заговорил Райдэн, вставая и отряхивая пыль с колен, — все это очень красиво, но я предпочитаю быть простым матросом и ходить, как мне нравится, не будучи стеснен этой громоздкой обстановкой.
— Да замолчи же, — сказал другой, — ты рассердишь господина.
— Он, без сомнения, разделяет мои взгляды, — сказал Райдэн, — потому что из князя стал матросом.
Дошли до ближайшей деревни и без всяких расспросов узнали все, что нужно было. Сюда съехались из многих соседних городков. Улицы были запружены народом, телегами, скотом. Из этой толпы людей и животных несся страшный гам. Испуганные быки мычали, давя друг друга; поросята пронзительно визжали, попадаясь под ноги; женщины стонали, дети плакали; из уст в уста переходили одни и те же рассказы о совершившихся событиях.
— Они взяли остров Стрекозы!
— Их видно с берега, против Сумиоси. Жители острова не могли бежать.
— Они приехали на трех великолепных военных джонках, местами вызолоченных, с высочайшими мачтами, с развевающимися во все стороны флагами.
— Это монголы? — спрашивали некоторые старички, смутно припоминая прежние войны и иноземные набеги.
— Нет, это правитель хочет погубить сегуна.
— Сколько солдат высадилось на остров? — спросил Райдэн, протиснувшись в толпу.
— Неизвестно, но их много: джонки были полны.
— Около тысячи пятисот человек, — сказал про себя Райдэн.
— Это авангард войска Гиэяса, — пробормотал принц Нагато. — Если отряды Фидэ-Йори не прибудут скоро, то Осаке угрожает величайшая опасность. Вернемся в море, — прибавил он, — у меня есть замысел, который, несмотря на свою безумную дерзость, может удаться.
Затем они направились к берегу и сели в лодки.
Под вечер маленький флот был в виду Сумиоси и приютился за мысом, который скрыл его совершенно.
Место было очаровательное. Огромные деревья, цепляясь за землю и скалы своими обнаженными корнями, похожими на кости хищных птиц, склонялись над морем; кусты и деревца покрывали их букетами своих чудных цветов; волны все были усыпаны облетевшими лепестками, которые плавали на поверхности, то скучиваясь в виде островков, то вытягиваясь длинными гирляндами. У некоторых острых скал волны разбивались и пенились; взлетавшие чайки казались поднявшейся пеной. Вода была ровного голубого цвета с серебристым отливом, необыкновенно блестящим и мягким. Исчезнувшее солнце оставило на небе золотистый отблеск, который еще ослеплял взор. Вдали вырисовывался зеленый и свежий остров Стрекозы, похожий на насекомое. Берег Сумиоси, весь багровый, тянулся со своими зубчатыми утесами, а на конце мыса возвышалась остроконечная крыша маленькой пагоды, выложенная фарфоровыми изразцами; ее углы как будто были подняты четырьмя цепями, прикрепленными к золотой стреле.