На берегах Йодогавы оживление было еще больше. Река буквально исчезла под тысячами лодок. Мачты стояли, но паруса были еще не спущены, готовые, впрочем, развернуться, как крылья. Шелковые и атласные навесы и развевавшиеся на носу флаги, золотая бахрома которых окуналась в воду, блестели на солнце, отчего лазурь реки покрылась радужной зыбью.
Толпы молодых, нарядных женщин спускались по белым ступеням в виде лестницы в крутом высоком берегу. Они направлялись к изящным лодкам из камфорного дерева, со скульптурными и медными украшениями, и наполняли их цветами, которые распространяли в воздух жгучий запах.
С высоты Киобассы, этого прекрасного моста, который походил на натянутый лук, спускались куски газа, крепа или легкого шелка самых ярких цветов, покрытые надписями. Легкий морской ветерок нежно волновал эти прекрасные материи, которые раздвигались, чтобы пропустить сновавшие взад и вперед лодки. Издали блестела высокая башня дворца и две чудовищные золотые рыбы, которые украшали ее верхушку. При входе в город, по правую и левую сторону реки, тянулись два великолепные бастиона, ведущие к морю. На каждой башне и на каждом углу стен развевались национальные флаги, белые с красным кружком посредине, — эмблемой в восходящем утреннем тумане солнца. Несколько пагод возвышалось над деревьями, простирая к сияющему небу свои многоэтажные крыши с поднятыми по китайской моде краями.
В этот день, главным образом, внимание привлекала пагода Ебиса, духа моря: не то чтобы ее башни были выше других или ее священные двери многочисленнее, чем у соседних храмов; но из ее садов должно было выйти священное шествие, которого народ ждал с нетерпением.
Наконец вдали забил барабан. Все стали прислушиваться к хорошо знакомому священному бою несколько сильных, редких ударов. Потом — быстрый раскат, замиравший и терявшийся вдали, и снова громкие удары.
Могучий, радостный крик раздался из толпы, которая сейчас же выстроилась вдоль домов, по обе стороны улицы, по которым должно было пройти шествие.
Каширы, квартальные, быстро протянули веревки и прикрепили их к кольям, чтобы народ не выступал на середину дороги. Шествие тронулось. Оно действительно, прошло через священный портик, который возвышался перед пагодой Ебиса, и вскоре потянулось перед нетерпеливой толпой.
Впереди шли гуськом шестнадцать стрелков, в два ряда. На них были надеты доспехи из черной роговой чешуи, скрепленные красной шерстью. За поясом у них были заткнуты две сабли; за плечами торчали перья стрел, а в руках они держали большой черный лакированный лук с позолотой.
За ними шел отряд слуг, с длинными древками, на концах которых были прикреплены пучки шелка. Потом появились татарские музыканты, которые возвестили о себе веселой трескотней. Время от времени раздавались металлические звуки гонга, неистовый барабанный бой, звон кимвалов, торжественные звуки, издаваемые створками морских раковин, пронзительный свист флейты и раздирающие звуки труб. Все это производило такой шум, что ближайшие зрители моргали глазами и были как бы ошеломлены.
Вслед за музыкантами, на высокой площадке несли великана лангуста, на котором сидел бонза. Вокруг огромного рака развевались флаги всех цветов, длинные и узкие, с гербами города; их несли мальчики. Потом шли пятьдесят копьеносцев в круглых лакированных шапках. Они несли на плече копье, украшенное красной шишкой. За ними двое слуг вели лошадь, покрытую великолепной попоной, с выпущенной поверх заплетенной гривой наподобие богатого галуна. За этим конем двигались знаменосцы; знамена были голубые с золотыми буквами. Потом следовали два огромных тигра из Кореи, с открытой пастью и налитыми кровью глазами. В толпе раздались испуганные крики детей, но тигры были сделаны из картона и двигались благодаря людям, спрятанным в их лапах. За ними двое бонз несли огромный барабан в виде цилиндра; третий шел сбоку и часто бил по барабану сжатыми кулаками.
Вот, наконец, показались семь молодых, великолепно одетых женщин, веселый гул сопровождал их. Это — самые красивые и известные в городе куртизанки. Они выступали рядом, величаво, преисполненные гордости, в сопровождении прислужницы и слуги, которые держали над ними широкий шелковый зонтик. Народ, хорошо знавший их, указывал на них, когда они проходили мимо, называя их по именам или прозвищам.
— Вот женщина с серебряными чирками!
Две таких птички были вышиты на широких рукавах просторного пальто красотки, надетого сверх многочисленных платьев, воротники которых скрещивались не ее груди один над другим. Это пальто было из зеленого атласа, вышитого белым шелком с серебром. Прическа женщины была вся усеяна огромными черепаховыми булавками, которые образовали вокруг ее лица настоящий полукруг.