– Значит, украли у нее телефон. Спрашивается, зачем? Чтобы мы не узнали, кто звонил ей накануне? – он усмехнулся. – Неужели эти люди не смотрят телевизор? Сейчас в любом сериале показывают, как полицейские требуют распечатку звонков. Глупо было это делать.
– Глупо, – согласился невесть откуда взявшийся Бочкин.
– А еще на груди вашей подруги мы нашли вот это, – Геннадий показал ей карту, немного пожелтевшую от времени. – Это вам ни о чем не говорит?
Соседка замотала головой:
– А о чем, простите, это мне может сказать? Маша картами не баловалась. Наверняка бандиты и обронили.
Геннадий вздохнул и переключился на оперативника:
– Виталя, поезжай с Лидией Ивановной и привези мне эту Наталью, невестку покойной.
Бочкин горестно вздохнул:
– Я так и знал, что мне достанется самая тяжелая работа.
В отличие от других оперативников из их отдела, Виталий, несмотря на широкие плечи и розовое приятное лицо с правильными чертами, почему-то безумно стеснялся противоположного пола и по возможности напрашивался на другие задания. Впрочем, всегда находились охотники пообщаться с женщинами, выручавшие Бочкина и облегчавшие ему жизнь. Но сегодня все были заняты, и волей-неволей пришлось выполнять поручение следователя, и Виталий с горестной миной отправился с Федотовой за Натальей.
Глава 14
Поздняя осень иногда сыпала снегом, иногда поливала ледяным дождем, и кочевники, ежась в шатрах, которые Тимур приказал разбить на берегу почти высохшего соленого озерца, страдали от нехватки воды и пищи.
Продукты, прихваченные в дорогу, были съедены очень быстро. Ни Тимур, ни Хусейн не ограничивали своих людей в еде, о чем потом горько пожалели.
Как только закончились припасы, эмиры распорядились забить всех запасных лошадей. Когда съели и их, родственники собрались на совет, после которого велели своим нукерам отправиться на поиски отары овец, охраняемой одиноким пастухом, и силой пригнать животных в лагерь.
Ранним утром нукеры седлали коней и уходили за добычей. Однако верным псам Тимура не всегда удавалось захватывать коров и баранов. Иногда они попадали на хорошо охраняемые отары, и дородные пастухи с громким гиканьем и свистом гнали их по дороге до тех пор, пока всадники не отрывались от них на приличное расстояние.
Вот почему Хусейн и Тимур решили осторожно проникнуть в город и посетить базар.
Родственники отправились в путь, когда солнце едва позолотило горизонт, и беспрепятственно вошли в распахнутые городские ворота.
Несмотря на раннее время, Хорезм гудел, как потревоженный улей. По огромному базару, предлагавшему все – от фруктов до одежды, – расхаживали смуглые узбеки и туркмены.
Тимур подошел к желтобрюхим дыням, издававшим сладкий аромат, и постучал по одной указательным пальцем.
Худой горбоносый продавец посмотрел на него с презрением:
– Что тебе здесь нужно, оборванец? Если ты собрался украсть что-нибудь из моих товаров, я угощу тебя хорошими тумаками.
Сын Тарагая вспыхнул и хотел ударить торговца, но сдержал себя. Его истрепанная и грязная одежда действительно оставляла желать лучшего.
– Прости, что прикоснулся к твоим дыням, – проговорил он, не желая ничего покупать у этого наглеца.
Торговец дернул себя за смоляной ус и проводил эмира долгим взглядом.
Тимур не торопясь пошел вдоль рядов. Возле оружейной лавки он остановился. Юркий мастер любовно вытирал стальной клинок сабли, блестевший в лучах утреннего солнца.
– Знатное оружие, – проговорил сын Тарагая. – Ты, видать, хороший мастер.
Узкие черные глаза торговца сверкнули:
– Я действительно хороший мастер, – отозвался он, – а ты кто? Дервиш? Хочешь сказать, что у тебя имеется звонкая монета, которой ты можешь заплатить за покупку?
Тимур опустил в карман обветренную руку и достал золотой:
– Как насчет этого?
Черные брови торговца взлетели вверх.
– Что же ты хочешь приобрести? – спросил он более миролюбиво.
Сын Тарагая показал ему жемчужину.