Его молодая жена — это первый призрак. Она является, одетая по моде того времени, и стоит на веранде раскачиваясь, словно баюкая мертвого младенца, но младенца у нее на руках нет. Ее платье разорвано и закапано кровью. Зовут ее Дженет Макгрегор. Защищая ее, погиб слуга-мусульманин Акбар Хуссейн.
Макгрегор отстроил дом певицы свыше ста лет тому назад, на обветшалом княжеском фундаменте, на деньги, полученные, как уверяют, в виде взяток. Дом квадратный, с мощеным внутренним двором. Снаружи его опоясывают веранды с полукруглыми арками, затеняющие комнаты не только на нижнем, но и на втором этаже. Кирпичные стены оштукатурены и выкрашены кремовой краской, которая, высыхая, всегда желтеет. Каменные ступени ведут прямо с подъездной дороги к парадной двери. В арках на верандах зеленые бамбуковые шторы, их можно опускать или скатывать кверху, смотря по времени года и времени дня. Верхнюю веранду окаймляет балюстрада, на нижней же, что возвышается на три фута над землей, балюстрады нет. Здесь на земле стоят горшки с цветами и ползучими растениями, обвивающими столбики аркады. За цветами и кустарником ухаживает седовласый старик в белой куртке и защитных шортах, оставляющих на виду его шишковатые, в толстых жилах, ревматические икры. Это Бхалу. Его черная кожа от загара отливает лиловым. Пальцы босых ног, жесткие, как панцирь черепахи, крепко вдавливаются в гравий дорожек.
О каменные ступени, ведущие на нижнюю веранду, и споткнулась девушка, из последних сил добежавшая сюда в темноте из сада Бибигхар, — споткнулась, упала и на четвереньках проползла остаток пути под безопасный кров и в анналы смутного исторического периода.
Да, мисс Крейн я помню, говорит старая леди Чаттерджи. Сколько времени прошло, а я до сих пор жалею, что считала ее тогда ничтожеством, но ведь я встречалась с ней только у Конни и Робина Уайтов, и только на этих скучнейших обедах, которые бедной Конни приходилось устраивать как супруге окружного комиссара, и то если ей нужна была лишняя женщина за столом в пару какому-нибудь холостяку. Мисс Крейн была не в моем вкусе, как, впрочем, и все европейские женщины, за редкими исключениями, вроде той же Конни или Этель Мэннерс, а те, что приезжают в Индию сейчас, вообще никому не нравятся, кроме своих мужей, да и то не всегда. По большей части они ужасные зануды. А в те времена они были гарпии. Я тогда думала, что и мисс Крейн стала бы гарпией, если бы вышла замуж и дрожала за свое положение в обществе. А так она была зануда с внешностью гарпии из тех, кому нечего сказать, а вид у них такой, будто они много чего думают, в мужчине это еще куда ни шло, а в женщине препротивно. По-настоящему влиятельное положение занимают не так уж много женщин, вот я и считаю, что мы, остальные, просто обязаны высказывать наши мнения. Только так свет и может о нас судить, если мы не принадлежим к тем счастливицам, кому разрешено проявлять себя в действии. Нам остается только болтать языком, я имею в виду — в смешанном обществе. Чисто женская болтовня меня никогда особенно не привлекала: те мнения, что высказываются, когда дамы удаляются в гостиную, а мужчины еще допивают в столовой вино, обычно гроша ломаного не стоят, тогда уж лучше дать себе отдых и думать про что-нибудь холоднее и унылое, например про снег.
Мисс Крейн я записала в ничтожества потому, что в гостиной, за кофе, она разговаривала вполне приятно и разумно, но за обеденным столом сидела как воды в рот набрав. Впрочем, не совсем. Она не то чтобы стеснялась, хотя меня, вероятно, побаивалась. Молчала она зловеще, отсюда и возникла мысль о гарпии, ведь молчание европейских гарпий — это самое зловещее, что можно себе представить. Но у настоящих гарпий молчание всегда сопровождается хитренькими ужимками и вульгарным перемигиванием. Ничего этого за мисс Крейн не водилось. И потом, я же говорю, когда пили кофе, а настоящие гарпии тут-то и обнажают когти, она умела просто болтать совершенно безобидно, а это уже отдавало занудством, я и решила — вот еще одна старая либералка, несчастная женщина, долго боролась против жестоких обстоятельств, даже несправедливости, а то и прямого невезения, и с горя зацепилась за что-то отдохновительное для ума и бодрящее для тела — разъезжает в любую погоду на своем драндулете и проверяет, всех ли детей наставляют в том смысле, чтобы меньше думали о себе и больше об общем благе, а заодно учат соблюдать чистоту и подкармливают.