Слабая судорога заставляет уголки губ Ханны дрогнуть — приближаясь, фигуры патрульных становятся больше, темнее. Все как всегда, кроме искорки, ободком темного золота зажегшейся неожиданно в ее глазах. Двое замирают, словно натолкнулись на невидимую преграду. Лучи двух маленьких солнц в глазах Ханны становятся ярче. Нарочито медленно двигая руками, до нитки промокшая Ханна складывает пальцы в мудру, заменяя тем самым акустическое воздействие на пространство. Причудливая тень за ее спиной вытягивается на блеске брусчатки в «знак двоих», где одна из линий едва лишь угадывается и переулок теней растворяется в небытие.
«Энергии должно хватить — вернуться в пещеру, исправить знак, извести вторую линию в ноль, в ничто» — чувствуя накатывающую слабость, Ханна закрывает глаза. Падает сверху вода, ощутимо стучит по макушке, стекает ручейками по лицу, становится заметно теплее, вместе с тем меняются звуки, внешний свет и запахи…
Сначала лишь едва приоткрыв глаза (ощущение внешних изменений подозрительно отличаются от ожидаемых), Ханна распахивает их немым удивлением, почти испугом — вот здесь она точно никак не думала сейчас оказаться!
========== Часть 8 ==========
Судя по обрывкам энергии (для видения Ханны они подобны клочкам разноцветной ваты, висящей в воздухе), Дана очень активно пыталась создать себе тульпу. Измененное психотропным препаратом состояние, возможно, и вправду имеет доступ к каким-то возможностям, недоступным обычным смертным, а лишь посвященным мистикам. Разница в том, что первые подобны глупым детям, по ошибке попавшим в центр управления полетами, а вторые опытным профессионалам своего дела.
Стоя в незнакомой душевой, Ханна сквозь струи воды смотрит на Дану. Частично обнаженной она уже наблюдала ее в своем массажном кабинете, здесь же картина дополнилась до ста процентов и ничуть не обманула в странно-тайных ожиданиях. Окидывая Дану медленным взглядом, начав движение от босых стоп вверх по стройным ногам, узким бедрам, высокой талии, задерживаясь акцентами внимания на груди, животе и плечах, Ханна не сомневается в подмешанной к вечеру химии, не представляет только, кто это сделал.
«Хотя, если вспомнить Роберта и его цель на компромат…» — встретив, наконец, взгляд Даны, Ханна забывает и о Роберте, и о химии, и о том, что она, кажется, всего лишь фантом…
Внимательно глядя на Ханну, словно еще сомневаясь в ее физическом присутствии, Дана поднимает руку, осторожно касается — мир остается на прежнем месте и никаких искр не сыплется из глаз, не прошивают кожу. Только ощущение тепла, влаги, жизни. Пальцами проведя по скуле Ханны до подбородка, Дана словно укрепляется в собственных и взаимных ощущениях, тактильной информации о гладкости и температуре влажной кожи.
Руководствуясь с трудом упорядоченными в голове обрывками информации о тульпах, фантомах, шизофрении и скопом — суккубах, Дана действительно усиленно пыталась материализовать собственную мысль. После фруктовой вечеринки не только не покидало — усилилось ощущение всесильности, всевозможности.
И вот подтверждением ускользающей от разума теории в ее душе стоит милашка — солнышко, хлопает своими черными ресницами и глядит так, как и должна глядеть по задумке — с нескрываемым желанием узнать Дану на плотность и вкус.
Облизав губы, последняя опускает взгляд ниже. Признаться, Дану всегда привлекал совершенно иной типаж дев — строгих, недоступных, но Солнышко с самого начала возбудила интерес неосознанный. Если «идеал» строгости хотелось покорять, то здесь Дану саму покорило ощущение ветра и полета, буквально излучаемого Ханной, транслируемое на все и всех.
И если признаваться до конца, то да — представляла себе (в самой глубине души) пару раз иное развитие событий в тот вечер в офисе.
«Разумеется, там везде камеры и прочие средства безопасности, а по сути — слежения за сотрудниками, но помечтать-то можно!». И в этих тайных обрывках фантомных видений Дана со вкусом благодарила милую спасительницу от головной боли.
«Что с платьем-то делать?» — стекает по мокрой ткани вода, с водой струятся на удивление осязаемые сегодня мысли. В душе Ханна материализовалась, как была на вечеринке: в легком платьице а-ля «пожар в джунглях». Намокшие от душа волосы теперь кажутся темнее, а кожа едва ли не персиковой — наверняка такая же мягкая в прикосновении и со сластинкой в аромате.
Слегка закусив губу, Дана легко, словно подарочную упаковку, разрывает надвое тонкую ткань, остатки платья с плеч Ханны смывает душ. В том, что Дана считает Ханну произведением собственной психики (или что там отвечает за создание невидимых друзей), сомнений нет. Так почему бы не сотворить с фантомом то, чего очень хотелось в реальной жизни?
Когда, не проронив ни слова, ни звука, Дана одним сильным движением разорвала ее платье, Ханна только слегка приоткрыла губы, но вздох так и не родился. Прижав Ханну к кафельной теплой стене, Дана накрыла ее губы своими губами.
Что она там себе рисовала о соответствии вкусам? Прекрасная Мариза по всем статьям первоклассная сучка, но дело в том, что в этом несуществующем фантоме Ханны гораздо больше жизни, чем в живой и настоящей Маризе.
Дана позволила подвезти себя до отеля и, несмотря на все протесты Маризы, простилась с ней у дверей гостиницы. Последняя что-то кричала вслед, едва не плача.
«Что за глупость?» — мысленно ответила ей Дана, кивая в знак приветствия ночным дежурным, шагая к лифту.
Губы Ханны растерянно разомкнулись, не успевая хоть как-то воспрепятствовать Дане узнать их на вкус. По телу пробежала волна ответного желания, недвусмысленно говоря обеим — так хорошо, так мне нравится. Впрочем, одновременно с возбуждением на гребне той волны заиграли искорки Ханниного возмущения:
«От фантома она и не ожидает препятствий, но я-то живая!» — больно прикусывает Дану. Оторвавшись от девушки, но еще держа ее прижатой к стене, Дана с удивлением облизывает нижнюю губу.
— Вот как?.. — ее голос низок. В ее глазах тягучая смесь, похожая на лаву, медленно поднимающуюся из темной, пугающей своей неизведанностью, глубины.
Завороженно Ханна молчит в ответ, не успевает ни вспомнить нужных слов, ни тем более их озвучить. Ее усмешку (в отсутствии сигнала из центра мимика подгружает что-то свое) перехватывает новый, еще более глубокий поцелуй. Дана, словно исследователь, ищет тайны. Сомневаясь, правда, могут ли они быть у фантома? Собирая с губ Ханны предсказуемо сладкие мгновения, Дана оттеняет их догадкой: — «Наверняка тот укус я сама втайне желала».
В тишине покинутого Мартином затерянного в ночном лесопарке автомобиля Ханна лежит в своем кресле. В полуоткрытых глазах ее отражается ночь — ни огонька, ни всполоха, и только до странного прерывистое и горячее дыхание, словно эхо чего-то далекого срывается с губ.
Теплый кафель за спиной, тело влажное в руках — прильнув кожей к коже Даны, Ханна не испытывает ни малейшего сомнения в физической реальности происходящего, хоть это и невозможно. Дана не уступает. Её ладони не сомневаются и не знают сомнений.
— Теперь моя очередь, — хрипло шутит она, рисуя руками карту тела Ханны, намекая на все массажные сеансы, когда лишь Ханна могла касаться Даны. Нежная шея, изящные ключицы — столько времени дразнили аппетит недоступностью, не обманули, отозвались на касание той невидимой волной, что невозможно увидеть, только почувствовать, как просьбу — еще.
Запрокинув голову и закрыв глаза, Ханна чувствует теплую водяную пыль от бьющего мимо душа. Вода имеет одно только сходство с холодным дождем из ночного переулка — скатываясь в ручейки, легко маскирует слезы. В остальном же из знакомых и базовых семи нот каждую секунду создается что-то принципиально новое (или отлично забытое старое), а что до слез, то до них нет никакого дела ни самой Ханне, ни тем более Дане, получившей в свое распоряжение желанное красивое тело.