Дочь порядочного польского парня и украинской девушки с пониженной социальной ответственностью. Лет до семи Маша, а по документам Мария-Изабель была разменной монеткой в играх и противостоянии родителей и довольно обширной родни с обеих сторон. Её родители то женились, то разводились, то оставляли дочь родственникам, которые тут же хватались исправлять предыдущее воспитание девочки на свое правильное, то забирали обратно, и карусель стартовала новым кругом.
Маше было семь, когда мать, к тому времени жившая уже некоторое время в Париже и имевшая там относительно стабильный заработок в одном из уважаемых публичных домов, забрала дочь насовсем; устроила в школу и балетную студию.
В семнадцать лет мать выдала Марию замуж за адвоката из Австралии, на поверку позже оказавшимся не обычным сутенером, а супер-успешным представителем этой «профессии». Причем о себе он обычно честно говорил, что представляет интересы самых красивых на этой земле девушек.
В двадцать семь Маша развелась с мужем, собрав досье из собственной наработанной «клиентской базы», рассчитывая «взять дело в свои руки», но это плаванье, к сожалению, оказалось сложнее, чем виделось Маризе на берегу, и удаляясь все дальше и дальше от мстительного бывшего мужа, она оказалась в Варшаве на своей «исторической родине».
Разумеется, ни о чем этом Роберт не знал. Когда в пять утра к нему нагрянула полиция, он с трудом пытался разграничить сон с явью, явно принимая вполне реальных патрульных за слишком натуральные причуды собственной психики, оживившие персонажей неизвестного телесериала про трудовые геройские будни рядовых полицейских.
Роберт глупо улыбался, не препятствовал ни чему и даже широко приглашал располагаться — проходите, пожалуйста. Да, Роберт Яворский — это я, да, имею машину, нет, ее нет дома, отдал подруге покататься. Документы? Сейчас найду. Виски?
От предложенного алкоголя полицейские почему-то отказались, поторопили с документами, что-то передали куда-то по рации…
— Кино да и только! — пьяно-возбужденно веселился Роберт.
— Ребят, да вы проходите, — зазывал в дом. — Понятно, что уже весь район перебудили, так пусть теперь эти благопристойные зануды хотя бы помучаются в догадках.
Уже достаточно светло, но туманно, и беззвучное мигание огней патрульной машины в белесой мгле выглядит особенно странно, если не сказать пугающе.
Неулыбчивые стражи порядка на приглашение войти согласились. Выглядели они при этом до забавного напряженно, обшаривая цепкими взглядами все доступно-обозримое пространство широкого холла-гостиной.
Ничего подозрительного в пространстве не обнаружилось. Милое домашнее гнездышко с обилием дизайнерских глупостей, нравящихся обычно инфантильным мужчинам и женщинам, считающим себя специалистками по интерьеру. Здесь и настоящий камин, выглядящий фальшивым, и разноуровневый пол, призванный, видимо, как-то разделять зоны холла и гостиной, но выполненный из одного материала, он скорее выполняет роль неприятного сюрприза для непосвященных, а заодно развлекает хозяев дома падениями незваных гостей.
Роберт поступил очень великодушно, вовремя предупредив парней о грозящей им опасности.
— Осторожнее, там нечто вроде ступеньки. Жена сказала так нужно, — резко обернувшись, он указал пальцем на зрительно сливающийся в единую плоскость опасный обрыв. На резкое движение Роберта парни ответили непроизвольным своим и все трое тут же сделали вид, что ничего не заметили.
— Я сейчас. Документы, — лаконично вымолвил следующее предупреждение Роберт и, плавно развернувшись, плывущей походкой нырнул в недоступную гостям глубину дома.
Широкие окна дают предостаточное количество хоть и слегка призрачного ранним часом, но все-таки света. Электрическая подсветка при нем парадоксально кажется атавизмом исчезающей ночи, а недопитая бутылка виски с недоеденной и уже начавшей подсыхать пиццей, забытые на семейном трапезном столе, наивно-ностальгическим взглядом в холостяцки-свободное прошлое.
Куски того же итальянского блюда с выгрызенной серединой и залапанный вискарный бокал обнаружились также на кофейном столе у обтекающего его дивана и огромного, во всю стену, телевизора. На экране потрепанный ночными приключениями герой, перетаптываясь с ноги на ногу, стоит на перекрестке постапокалиптического города. Вокруг дымятся небоскребы, горят остовы шикарных некогда авто, иногда мимо пробегают какие-то мутировавшие твари, отчаявшиеся люди и безразличные ко всему роботы-убийцы.
Из глубины дома Роберт вынырнул с прямоугольной коробкой, на поверку оказавшейся выдвижной комодной полкой. Глянув на парней, Роберт осторожно дошел до обеденного стола и опустил полку на свободный край.
— Вот здесь все документы, которые есть в принципе. Удостоверение личности, паспорт, водительские… кажется, остались в машине, но сначала вы мне объясните, что произошло.
— Мария-Изабель кем вам приходится? — без каких-либо объяснений спросил старший из патрульной пары.
— Она ее разбила? — голос Роберта от предположения случившейся неприятности становится ниже, отдавая в хрип. — Вот и верь после этого людям.
Полицейский просмотрел удостоверение, сравнил на взгляд фото с профилем Роберта, дежурно повторил вопрос.
— Так кто она вам?
— Знакомая. Сильно? Побила. Восстановлению подлежит? — не дожидаясь ответа, Роберт уже безнадежно отмахнулся рукой, — хотя, какая разница, на битой я все равно ездить не стану.
Он досадливо посмотрел на оставшийся в бутылке виски, распахнутую коробку с растрепанным полукругом пиццы и поднял глаза на полицейских:
— Кофе?
Его предложение осталось незамеченным. Старший, отвернувшись от Роберта, негромко беседует со своим, видимо, начальством по рации, Младший в бестолковом ожидании топчется на месте и на вопрос хозяина дома неопределенно пожимает плечами.
Надо ли говорить, что к появлению следующей «партии» гостей, Роберт почти утратил и интерес к неожиданному «развлечению» и пыл радушного хозяина. Так и не добившись от первой пары полицейских ответов ни про состояние своей машины, ни даже насчет предпочитаемого кофе, он сам теперь, допивая вторую чашку двойного «американо», трезвел, мрачнел и хотел только одного — завалиться спать. Двое новых в штатском, шагающих к дому от еще одной патрульной машины, ничего, кроме негативного прогноза, не несли. У одного из них была пухлая кожаная папка, как у «красного командира» из какого-то древнего фильма, виденного в детстве в кинотеатре в один из походов туда с отцом. У второго — неприятная рожа.
Вернее, Роберт нехотя признался себе, что такие рожи как раз женщинам нравятся, но сам он, во-первых, не дама, а что во-вторых, так и осталось не названным, ибо мысль перебило приветствие.
— Здравствуйте, — в первую очередь «неприятный» посмотрел на Роберта, остановившегося в открытых дверях дома с недопитой чашкой черного кофе в руке. Двое ранних патрульных топтались тут же на крыльце, двое новых входили в калитку.
— Комиссар Роман Корф, — представился «неприятный», заполняя собой сужающееся Робертово пространство. — Мой напарник Артур Бжезиньский. Нам необходимо задать вам несколько вопросов.
Роберт хмуро кивнул, усмехнулся.
— День добрый. Наконец вижу человека, который уж точно расскажет, что с моей машиной, а не эти… Заходите. Кофе будете?
— Давайте позже, — окинув комнату взглядом, Роман выбрал место дислокации за обеденным столом. Правда, с одной стороны мешала похабно раскинувшаяся картонная упаковка с засыхающими остатками пиццы, а с другой почему-то одинокий выдвижной ящик от комода, начиненный переворошенной стопкой бумаг.