Маленькая ложь не тонет ни в повседневности, не стирается из памяти — она растет, отравляя все вокруг. Она застревает стеклянной пылью под веками и не дает смотреть ни маме, ни Стиву в глаза без острой, колючей боли.
«Лгунья и предательница» — на теле не осталось живого места от невидимых горящих стигм. Дана ощущает их повсеместно, постоянно.
«Но в Бостоне они ощущались легче».
Она изначально была против командировки в Варшаву. То ли возрастающее в присутствии матери чувство вины, то ли какое-то иное предчувствие не давали Дане покоя, но поделиться сколько-либо вменяемыми опасениями со Стивом не смогла — не нашла подходящих слов.
Теперь же остается только по возможности быстрее закончить проверку, тем более, что ей будто специально подкидывают знаки — где и что нужно просмотреть-просчитать тщательнее, и именно там непременно оказывается «косяк».
Идеально-образцового порядка не бывает в принципе, и это ни для кого не секрет. Когда он сменился ворохом мелких, ничего не значащих нарушений, Дана ничуть не удивилась и даже обрадовалась, что так быстро — значит, еще пара дней и домой.
Воды в ладонях не удержать, разве только пару минут, да и то вряд ли — так и первая радость убежала сквозь пальцы в неизбежное. Под мягким слоем многочисленной мелочевки явно скрывается что-то большое, цельное, страшное. Нащупывая наугад, Дана копает интуитивно, но пока бездоказательно.
Выключив воду в душе, Дана наскоро обтирается полотенцем, накидывает халат и выходит в залитую солнцем комнату.
«Да и пес с ними, с предчувствиями, виной и тому подобным. Варшава неожиданно балует отличнейшей погодой, словно дразнит ощущением мифической, киношной свободы. Так почему бы не провести вечер в стихийно-сложившейся компании со случайными и наверняка приятными людьми за возможно интересной беседой?».
— Тем более, что моя команда разлетелась — уикенд, собственные планы, а вопрос о воображаемом друге (шепотом — подруге) с фатальным постоянством возвращается и каждый раз норовит ударить посильнее, будто спрашивает «ну что, поняла, наконец?». Пора его прояснить!
Расчесав щеткой мокрые волосы, Дана вновь слегка взлохмачивает, приподнимая пальцами от корней. Почти черные, мокрые, высохнув, они станут цвета горького шоколада. Скользящие по влажным локонам Даны солнечные лучи напоминают о меди или темном золоте, просвечивающем как основание сквозь весь образ Ханны.
— Уж кто-кто, а эта девушка наверняка знает, о чем говорит… — прислушиваясь сама к себе, Дана не может окончательно определить свое ощущенческое отношение к прекрасной массажистке. Ханна абсолютно точно не попадает в обычно интересующий Дану типаж, но что-то есть в ней такое, что держит уже не одним, а по меньшей мере десятком невидимых крючочков.
Решив точно — идти, Дана заказывает в номер ужин — «неплохо бы перекусить, чтобы не урчать там голодным желудком». Сегодня и до вечера воскресенья она будет на этаже одна — ребята улетели к семьям, подругам и даже писать вряд ли будут, пока не сядут на самолет, следующий обратным рейсом.
Вспомнив о мессенджере, Дана переносит присланный Ханной адрес в виртуальную карту. Моментально найденная виртуальная точка пестрит снимками-впечатлениями гостей, а может быть, и завсегдатаев. Интернет рассказывает о демократической кухне и ценах. Оцениватели присваивают предпоследний по шкале восторгов балл. Это говорит лишь о том, что «лайки», скорее всего, живые, а не куплено-накрученные, и все остальное тоже будет соответствовать — и «приятная свободная атмосфера», и… Дана отвлекается от чтения отзывов на поступившее сообщение. Шеф ждет промежуточный вечерний отчет. Она ни в коей мере не просрочила, это симпатизирующий Дане секретарь шефа переживает о разнице во времени.
Время виртуальной любви — этому мальчику нравится быть влюбленным в невесту шефа на расстоянии. В реальной жизни он с испугом замирает, изо всех сил стараясь в ее присутствии слиться с интерьером.
Интерьер же прилизанной идеальной реальности неожиданно вновь вспарывает луч нахального солнца — Ханна, лучезарное явление из параллельного мира. Она глядит с экрана планшета с фотографии двухлетней давности из кафе «Лампочки». Кадры наверняка давно забытой своими участницами вечеринки, подписанные заметками на чужом языке. Возможно, девушки даже не знали, что какой-то турист, восхищаясь, увековечил их взгляды и улыбки мгновениями своей камеры. Танцы, диалоги, вино…
— Даже странно, — разглядывая компанию и вновь возвращаясь к солнцеликой девушке, Дана задумчиво прикусывает губу. — Та же улыбка, тот же свет, но будто в ином спектре.
— Ладно, посмотрим, — сама себе обещает Дана. Для нее не составило труда выяснить в первый же вечер, кто является большим братом маленькой хиппи. В фактах нарушений, расследуемых Даной, Роберт подозреваемый номер один. Поэтому очень вовремя появившаяся волшебница, легко снимающая головную боль наложением рук… это сущая глупость, как стратегический ход, но, возможно, это расчет на то, что Дана сочтет его сущей глупостью…
— Подумать только… — Дана вновь произносит вслух, удивляя вечную тишину одиночного номера повышенной сегодня разговорчивостью. — Я непринужденно болтаю обо всяких тибетских штучках с яркой представительницей современных хиппи или яппи, или Пи… кажется, он был индийским мальчиком?
Да в любом случае это похоже на фантастику ненаучную.
========== Часть 4 ==========
«А Роберт, оказывается, еще более безумен, чем этот наш общий «половинчатый» брат! Идиот-ты! Оба!» — спеша к метро, Ханна, словно раскаленной и смертельно ядовитой иглой, собой прошивает город.
Незапланированное появление Агнешки прервало разговор с Робертом на полуслове (впрочем, Ханну весьма устраивал тот обрыв, ибо ничего хорошего от вспыхнувшей в глазах брата идеи она не прогнозировала, скорее, дополнительный трындец к уже имеющемуся).
«И думала, этот упырь так просто отстанет? — саркастически вопрошает теперь, обращаясь к себе «со стороны». — Ханна, солнце, когда ты уже перестанешь быть наивной дурочкой?! Роберт вовсе не добрый большой брат, он огромный эгоист и лицемер, извлекающий из всего вокруг свою только выгоду, и без разницы, хочет ли это «что-то вокруг» ему эту выгоду дать!».
Роберт подкарауливал Ханну после работы в двух шагах от студии, выглядел жутко в сочетании фирменно-добродушной улыбки, маньячного блеска в глазах и этой все возрастающей, видимой только Ханне, черно-красной тенью за спиной.
«Задерживаешься?» — от его сладкоголосия захотелось бежать без оглядки, но Ханна вынужденно замедлила шаг, уклонилась от попытки взять ее за руку.
«Я подвезу тебя. Ты ведь домой?» — вторая попытка Роберта завладеть рукой, а то и всей Ханной, также осталась для него безрезультатной.
«У меня занятия в йога-центре, — возразила девушка и не сдержалась, — да чего ты хочешь?!».
На ее прямой вопрос он остановился и смерил взглядом со странным выражением злости, добродушия и сарказма. Таким Роберта Ханна еще не видела никогда в жизни.
«Или, может быть, тогда еще просто не умела настолько объемно видеть?».
«Всего лишь маленькой помощи, — почти брат сложил ладони в молитвенном жесте и домиком поднял брови. — Тебе и делать ничего не нужно будет лишнего, только сидеть в кафе, тянуть… что ты там любишь и болтать, болтать без умолку».
Не понимая, к чему он клонит, да и, честно, абсолютно не желая понимать, Ханна изобразила в ответ удивление. Роберт же улыбнулся еще слаще, маслянней: