- Но, - я поднял палец вверх, - если ты сама не пережила это опыт, это состояние, что пережила сегодня, отличить правильное и допустимое, от злого и неправильно - трудно.
- Понимаю, - медленно вымолвила Жемчужинка, - Понимаю, что ты хочешь сказать, отец.
Мы ещё долго говорили и об этом, и о многом другом. А когда дочь уже улеглась, а я по глупой привычке всё подтыкал под неё живое одеяло, дабы не надуло (безусловный рефлекс, так сказать, автоматическое действие, хе-хе…) она поймала мою руку и, улыбнувшись, прижала её к своей щеке.
- Спасибо, отец. Это было жестко, и даже жестоко, но теперь я понимаю, для чего. Ты мудр. Отныне я буду охотится с вами. Надо зарабатывать кусок мяса для семьи. Не больше, но и не меньше. И чтобы понимать…
- Спи уже, охотница, - я чмокнул её в носик.
Жемчужинка так и держала мою руку, пока не заснула. А заснула быстро. Умаялась, перенервничала, но заснув, она не переставала чуть-чуть улыбаться. Наверное, снится что-то хорошее…
А когда я осторожно высвободил ладонь, по лицу дочи скользнула призрачная волна лёгкого муара, и… она стала немного старше. Совсем немного… но старше.
- Чёрт! - почти беззвучно вырвалось у меня, - Ну куда, куда ты так спешишь, дочь моя.
Глава 21
Весна. Я специально задержался на острове, чтобы дочь смогла увидеть и оценить, что такое весна в климате средней полосы. Когда вдруг ещё вчера лежащие уверенно и непоколебимо сугробы начинают сереть и опадать. Когда капель превращается в шустрые журчащие ручьи. Холодные порывы ветра и заряды снега лишь смешат Деву-Весну, уверенно вступающую в свои права.
Как набухают почки и лопаются, выкидывая изумрудно-зелёные листочки. Трава лезет наперегонки с ранними цветами. Всё другое! Небо, земля, вода, запахи… Природа шевелится, волнуется, цветёт и пахнет…
Такой резкой перемены между сезонами на тропических островах не увидишь. Особенно в зрительно. Там стало больше зелени, ну так и до этого было немало. Цветы распустились, так кое-какие всё время умудряются цвести. Попугаи стали ярче, это они перестали сидеть на ветвях мокрыми курицами. Высохли… Немного утрирую, конечно. А тут, тут дело совсем другое. Вот мёрзлый, холодный и безжизненный пейзаж вокруг тебя, а вот буйство жизни и красок. Жемчужинке весна очень понравилась!
- Как тебе, отец?
Увы, да. С того самого памятного момента я теперь не папа. Отец. Дочь сама даже не замечает, что стала называть меня так. И я, конечно, не поправляю её. Видимо, это плата за мой жесткий урок, что ей пришлось пройти.
Что ж, отец, так отец. Это тоже очень преотлично. Много лучше, чем американское извращение, когда сын или дочь называют маму с папой по имени, хе-хе…
- Неплохо.
В пальцах Жемчужинки покачивались две серёжки. Крупные "капельки" из огранённого горного хрусталя редкого оттенка. Прозрачного, как слеза, со слегка-слегка нежным намёком на голубую нотку. Очень красиво. Сама капелька крепилась к строгому, без излишеств, подвесу из яркого серебра. Ну, тут никаких излишеств и не и не требовалось, камень говорил сам за себя. Дочь чётко это уловила и не стала городить лишнего. У неё отличный вкус, надо признать. Вся в меня!
- Очень неплохо, - кивнул я. Пожалуй, это её самая лучшая работа, выполненная от начала и до конца.
- Хотела подарить их маме, - вздохнула дочь и уставилась на меня вопросительно.
- Ма-а-а-ме, вот оно что…
- Давай честно.
- Честно? - я хмыкнул, - Тогда для мамы простовато будет. Красивые сережки, скажу без всякой лести, но не для нашей мамы. Не кузяво для неё, слишком лаконично, м-м-м… бедно. Если так можно выразится.
- Да, - опять вздохнула дочь, качнув серёжками, и они, поймав лучик, радостно рассыпали его на множество весёлых солнечных зайчиков, - Сама так считаю. Придётся поработать ещё. Может наоборот, что-то многосоставное, массивное, - перевела она на меня вопросительный взгляд.
- Набросай эскизы, обсудим.
- А эти куда? - она приложила капельки к своим ушам, - Как-то мне с такими по вантам мотаться… - она не закончила, - А в шкатулку, к куче бижутерии, что ты мне надарил, жалко, - Она надула губы и сморщила моську.