Но больше всего Жемчужинка расстроилась, что мама пропала. Не пришла, не поддержала, не сама всё рассказала… Очень расстроилась.
- Почему? Почему, отец?! - спрашивала она меня.
- Всё очень просто, моё сокровище, очень просто. Она слишком сильно любит тебя. Ей стыдно, ей больно… Она, всесильная и могущественная, не может ничего сделать. Понимаешь? Ничего. Не только сама, но даже своих, не менее могущественных псов, не может послать. Как ей смотреть в глаза своей дочери?
Скажу тебе, не дай бог никому оказаться на её месте. На месте родителей, оказавшихся в ситуации, когда ничем не можешь помочь своему ребенку.
Не вини маму, доча, не надо. А лучше прими и пойми. У неё просто нет сил посмотреть в твои глаза.
- А ты? - с набухшими слезами подняла на меня взгляд Жемчужинка, - А ты, отец?
- Мне легче, - улыбнулся я прижимая её к своей груди - Я мужчина! Я воин! Я отец твой! Я буду сражаться. Сражаться, доча, это даже проще, чем ждать чем кончится, сидя где-то там, в безопасности. Ждать, без возможности вмешаться и помочь.
Наша мама во всём полагается на меня, положись и ты, моя Жемчужинка. Я этого Кракена в узел завяжу, ломтями почикаю, часть в банки закатаю, а часть так засушу! И будем мы потом, все вместе, ты, я, мама, бестолковый Рамзес, прекрасная Люси и таинственная Ночка лакомится исключительно редким деликатесом - Великим Кракеном.
- А Головастик, - сквозь слёзы улыбнулась дочь, - а бацхвари?
- И они. Куда ж без них. Великий Кракен, на то и великий, всем хватит и ещё останется.
- А если он на вкус окажется, как подошва? - уже гораздо веселее отреагировала дочь.
- Значит, увы нам, а Головастику запас жратвы на долгие годы. Он-то, сама знаешь, гурман ещё тот! Подошва ли, шашлык, салат "мимоза", ему всё едино, хе-хе…
- Отец, - очень серьёзно посмотрела на меня дочь, - я тоже буду сражаться.
- Конечно, - погладил я её по голове, - Но только там, и на той позиции, где я укажу. Командир в битве должен быть один, а воины - подчиняться ему беспрекословно. Так выигрываются не только битвы, но и войны. Понимаешь?
- Хорошо, отец, - кивнула она - я сделаю как ты скажешь.
- Отлично!
- И ещё, - дочь нахмурила лобик.
- Да?
- Я больше не виню маму. Ты мудр, ты хорошо объяснил. Я на секунду представила себя на её месте и… мне стало страшно. Я больше не виню маму. Я бы хотела ей это сказать.
- Так скажи, - пожал я плечами, - Просто скажи это вслух, даже кричать в небеса не надо. Она услышит тебя. Скорее всего, не откликнется, но услышит обязательно. Я знаю…
И всё же мы его нашли. Остров. Почти идеальный для моего плана. Моя ли прокачанная удача помогла, а может Ева, не напрямую, но вот так, косвенно. Очень может быть! Так или иначе, центральный элемент защиты мы теперь имеем. Стоял он одинокий, до ближайшего островного кластера километров тридцать, посреди ветра и волн, палимый солнцем, и не знал о своей судьбе: быть местом эпической, мать ее, битвы…
Островок, правда, совсем крошечный, Метров триста в диаметре. Просто песчаная шлёпка, чуть торчащая над уровнем океана, полностью безжизненная, за исключением редких корявых кустарников. Уверен, при хорошем шторме бушующие валы свободно перекатываются через весь островок. Разбросанные тут и там сухие и полусгнившие кучи и пучки "саргасов" и ламинарий прямо на это указывают. А также тут полно битых раковин, засушенных морских звезд, рыбьих скелетов и крабьих панцирей. Кстати, крабов и ракушек на этих многокилометровых мелях тоже предостаточно. Как и песчаных чепаков, что благоденствовали в таких условиях. Много крабов ползает и по самому острову, ну и птиц хватает…
Да, мели… Очень обширные! На пять, на шесть, а то и все семь километров, этаким воротником, тянулись во все стороны. Местами по колено, где-то по пояс, нередко торчащие над водой жёлто-белым гребнем. Хоть мели и не иловые, но и песчаные оказались не так просты. Кое-где полосами или обширными пятаками обычный песок вдруг превращался в зыбуны. Опасная штука, я вам скажу, особенно если ты угодил в такую, а помочь некому. Жаль не вся мель такая…
Посреди острова, почти в его геометрическом центре здоровый каменный зубец. Этакий слегка искривлённый клык! Метров двадцать высотой и с толстым основанием метров в сто. Но самое хорошее в нём то, что в самом низу имелась неширокая щель, уходящая в тело зубца. Извиваясь, то сужаясь, то расширяясь, она тянулась внутри аж до самого верха. Там она резко сужалась, ветвилась на несколько десятков совсем узких проходов и лишь только некоторые из них выходили на поверхность. Они были настолько малы, что только мышь какая или ящерка размером соответственно, могли пролезть по ним.