Через несколько дней большая толпа крестьян из Вострякова и соседних деревень пришла к пахнущему свежим тесом театральному павильону. За день-два перед тем на павильоне висело большое объявление о том, что здесь будет такого-то числа и в такой-то час бесплатно производиться большая киносъемка всех желающих. На киносъемку, мероприятие в те годы необычайно популярное, разрешение от исправника Орленев получил незамедлительно.
Когда собрались толпы мужчин, женщин, детей, стариков, откуда-то справа появился огромный, доставленный из сарая киноаппарат. Оператор с треском начал крутить его. Потом треск стал меньше, и на сцене началось представление. Крестьяне повернули головы к сцене и как завороженные просмотрели весь спектакль, лишь изредка вспоминая о киноаппарате, что тихо потрескивал в стороне и будто бы продолжал снимать.
На самом же деле аппарат был фальшивый. Кинематографисты лишь делали вид, что снимали. Так Орленев «провел» власти и на собственный страх и риск начал осуществлять заветное свое желание.
Накануне спектакля по окрестным деревням верхом на пони отправлялись два мальчика, наряженные индейцами. Они сидели друг к другу спиной и держали в руках красочные плакаты. Надпись гласила:
«Собираться всем, всем, всем бесплатно в Востряковский театр к часу дня. Пойдет «Горе-Злосчастье», семейная драма из чиновничьей жизни, с объяснением для крестьян лектора В. В. Ермилова».
Это был отец известного впоследствии советского критика Владимира Ермилова.
В одной из тогдашних московских газет появилась статья, живо изображающая обстановку, в которой происходили спектакли:
«Хуторок Орленева На одной десятине земли, с маленьким домиком в четыре комнаты. Проселок с морем ржи по обе стороны, воздух самый чистый, деревенский, пахнет пряно, вкусно и легко, на душе делается весело. Орленев играл чиновника, кончающего жизнь скоротечной чахоткой. Зрителей много, до двух тысяч человек. Все это серая масса заурядного крестьянства, старого, бородатого, безусого и молчаливого. Одно время пошел сильный дождь, но никто из зрителей не сделал попытку оставить свои места и укрыться от дождя. Пьеса кончалась, послышались возгласы со всех сторон: «Браво, спасибо». Народ расходился степенно, тихо, торжественно, точно после важного дела».
Сохранился снимок П. Н. Орленева тех лет. Ему уже было за сорок, но выглядел он значительно моложе. У него густая копна черных волос, выразительное худощавое лицо, пронзительные глаза. Энергично сжаты скрещенные на груди руки. В своей матросской куртке он похож на непоседу-моряка, вечно стремящегося к новым океанским рейсам.
Таким неугомонным непоседой и был всю жизнь Орленев, объездивший к тому времени едва ли не полмира и всюду пронесший гордое звание русского актера, вечное обаяние молодого артистизма.
Постоянная творческая неуемность сорвала Орленева и с этого насиженного гнезда. Вот что оп рассказывал:
- В 1914 году у меня возник новый план ставить бесплатно кинокартину «Бранд», засняв ее в Норвегии. Но па это необходимо было затратить пятнадцать тысяч рублей. О. Г. Рахманова, работавшая как режиссер во многих больших кино, стала энергично хлопотать и уговаривать киновладельцев дать мне нужный аванс… Мы начали готовиться к скорому отъезду в Христианию через Або и Стокгольм.
Но приблизительно через год Орленев, соскучившись по представлениям для крестьян, опять вернулся в свой востряковский хутор и начал спектакли. Ими заинтересовался основатель театрального музея Бахрушин. Орленев получил приглашение выступить в музее с рассказом о своих деревенских представлениях и решил свое выступление сделать комментарием к документальному фильму, снять то, что происходит на сцене и как на это реагируют крестьяне.
- Бахрушин сам со своими товарищами вызвался приехать на спектакль и просмотрел его весь до конца, - вспоминал Орленев. - Прощаясь, он обещал мне написать о впечатлениях, но я письма не дождался потому, что принужден был за совершенным неимением денег на прожитие заложить свой хутор и немедленно уехать опять на гастроли.
Орленев рассказывал далее, что ему очень жаль было расставаться с хутором и пони, верно послужившим искусству. Он уехал в гастрольную поездку по Уралу, Сибири, Закаслию. А когда вернулся - узнал, что заложенный хутор возвращен ему не будет из-за своевременной неуплаты долга.