А ныне звенят в Горенках другие голоса. И хотя здесь находится лечебный санаторий для больных детей, но дети - всегда дети, а потому и старый парк, и просторы залитых солнцем полей оглашает звонкий, счастливый смех наших ребятишек.
Декабрист Фонвизин и его жена
В трех километрах от города Бронницы находилась деревня Марьино, ныне слившаяся с городом, а в ней уцелел дом удивительной судьбы.
В начале XIX века деревня принадлежала Михаилу Александровичу Фонвизину, племяннику прославленного драматурга Дениса Ивановича Фонвизина. Герой Отечественной войны 1812 года, награжденный за мужество высшими орденами, талантливый военачальник, дослужившийся до звания генерал-майора, М. А. Фонвизин примкнул к декабристам. После разгрома восстания он вместе с другими декабристами был отправлен в Сибирь на каторгу. За ним последовала и ого жена Наталья Дмитриевна.
Жизнь этой женщины совершенно необыкновенна. Еще в 1825 году, до восстания декабристов, Иван Иванович Пущин, навестив своего лицейского товарища Пушкина в его ссылке в Михайловском, рассказал ему историю замужества Натальи Дмитриевны. Дело в том, что до выхода замуж за генерала Фонвизина она пережила сильное увлечение, неразделенную любовь. А будучи женой генерала, случайно встретилась на балу с предметом своей прежней любви и отвергла его. Эта ситуация и послужила Пушкину сюжетом для романа «Евгений Онегин».
Это свидетельствуют многие современники. Сама Наталья Дмтриевпа называла себя в письмах к декабристу И. И. Пущину Татьяной Лариной. Она писала ему:
«Ваш приятель Александр Сергеевич, как поэт, прекрасно и верно схватил мой характер, пылкий, мечтательный, сосредоточенный в себе, и чудесно описал первое его проявление при вступлении в жизнь сознательную».
Не следует думать, однако, что Пушкин «фотографически» списал образ Татьяны с Фонвизиной. Подобно тому, как у Натальи Петровны Голицыной он взял лишь ее внешний образ «пиковой дамы» (а она вовсе не была такой злобной старухой), Пушкин и здесь не преследовал точность во всем, использовав лишь внешнюю ситуацию. Наталья Дмитриевна была по-своему счастлива с мужей, хотя и прожила чрезвычайно суровую жизнь.
Будучи обедневшей дворянкой и сделавшись после замужества богатой генеральшей, Фонвизина вскоре начала томиться от своего «тихого счастья» Узнав, что муж состоит в тайном обществе, она потребовала от него активной деятельности среди декабристов.
Добровольно последовав за мужем в сибирскую каторгу, Наталья Дмитриевна Фонвизина перенесла все унижения п бесконечные тяготы, выпавшие на долю этих мужественных женщин. В центральной России умерли два оставленных ею сына, а в Сибири - двое детей, родившихся там.
В 1853 году 65-летяему Фонвизину, жестоко страдавшему в крепости и ссылке от старых ран, было разрешено вернуться в Марьино под надзор полиции. Вот как жил Фонвизин в Марьине, по свидетельству одного современника:
«Михаил Александрович по своему живому характеру и здесь вел деятельную жизнь и много читал, так как в Марьинке сохранилась большая старинная библиотека. Он вел огромную переписку, любил беседовать с мужиками, вникать во все их нужды, помогал и словом и делом. Все они имели к нему свободный доступ и большую доверенность».
К Фонвизиным по дороге домой заехал другой «освобожденный» декабрист, 70-лет:ний Тизенгаузен. Побывали у них в гостях жена декабриста Нарышкина, сыновья декабриста Якушки-на, художник Михаил Знаменский, с которым познакомились Фонвизины в Сибири. Знаменский сделал много зарисовок Марьина и кабинета Фонвизиных.
Прожив в родовом имении около года, 30 апреля 1854 года Михаил Александрович Фонвизин умер. За несколько часов до смерти он написал письма друзьям-декабристам. Его похоронили в Бронницах у Архангельского собора.
После кончины Фонвизина, через три с лишним года, Наталья Дмитриевна вышла замуж за Ивана Ивановича Пущина, освобожденного манифестом 26 августа 1856 года уже после смерти Николая I. Дружба Фонвизина и Пущина возникла еще в 1820-х годах, когда оба участвовали в движении декабристов. В ссылке она укрепилась. Вот как отзывалась Фонвизина о Пущине той поры (письмо от 1850 года):
«Что за чудесная душа у этого человека, что за необыкновенное расположение ко всем и каждому. Он, кажется, считает потерянным тот день, в который не удается ему похлопотать о ближнем. И это делается у него так естественно, что он сам и смеется над собой, и называет себя всемирным опекуном, и говорит, что это происходит от беспокойного характера, от закупоренной деятельности, которая выливается наружу».