Пруд показался ему необычайно большим. Такого он никогда не видел. Настоящее море! Там, где кончался пруд, был мост, через который проходила дорога в деревню. Виднелись серые избы, крытые соломой, за ними темной стеной стоял дремучий лес.
Усадебный дом располагался на пригорке. На берегу росла старая липа, к ней была приделана скамейка, и он уселся на нее, заболтав ногами. Но тут, всплеснув руками, подбежала к нему нянька: «Ах, я, старая! И неведомо мне окаянной, что пруд здеся! Не ровен час утопится дите!»
Он упирался, плакал, не хотел уходить, но она тащила его в дом. Появились недовольные и встревоженные родители.
Так ли было это или не так? Кто может теперь поведать, как началось первое знакомство Пушкина с подмосковным сельцом Захаровом, купленным ого бабушкой Марией Алексеевной Ганнибал? Но одно несомненно - это была первая деревня, виденная Пушкиным, в ней познакомился он впервые с русской действительностью, гениальным певцом которой стал.
Какое доброе дело сделала для него бабушка Мария Алексеевна Ганнибал! Ведь и купила она сельцо с думой о любимом ее внуке Сашеньке, бывшем совсем нелюбимым своими родителями за непоседливость, вспыльчивость и обидчивость, за то, что смуглый и курчавый, слишком походил на арапчонка. И если мать, Надежду Осиповну, по праву называли «прекрасной креолкой», то сын все же подчеркивал ее арабско-негритянское происхождение.
Нянька не могла угнаться за ним, но вскоре они помирились. Сашенька дал слово и держал его: близко к пруду не подходил, Арина Родионовна успокоилась. Он лишь издали любовался зеленой изменчивой гладью.
Пройдут, промчатся десять лет, он начнет писать стихи и в них опишет Захарово в послании к лицейскому товарищу Юдину. Поэтические послания тогда были (с легкой руки Василия Андреевича Жуковского и дяди поэта, Василия Львовича Пушкина) очень модны, и писали их даже многие лицеисты. Впрочем, пушкинское послание блистало поэзией:
«Мне видится мое селенье,
Мое Захарово, оно
С заборами в реке волнистой,
С мостом и рощею тенистой
Зерцалом вод отражено.
На холме домик мой; с балкона
Могу сойти в веселый сад.
Где вместе Флора и Помона
Цветы с плодами мне дарят.
Где старых кленов темный ряд
Возносится до небосклона,
И глухо тополи шумят».
Знать, на всю жизнь врезалось Захарово ему в память, коль он описал его так живо, выпукло и подробно, что мы будто и сейчас все видим…
Теперь, когда он пригляделся к пруду, тот показался уже не морем, а рекой. Длинный-длинный, он и сейчас похож на большую реку. В камышовых зарослях, как и тогда, плещутся утки. А вон там, на пригорке и стоял тот самый дом…
Сказки няни Арины Родионовны, может быть, маленький Пушкин слушал не впервые. Но здесь, вблизи леса, с его волшебным сумраком они звучали особо таинственно.
Потом, когда грустил он по невозвратному детству, часто вспоминал их. Его укладывали спать, и бабушка или няня садились около. Он не засыпал, пока не начиналась сказка.
«Ах! умолчу ль о матушке моей!
О прелести таинственных ночей,
Когда в чепце, в старинном одеянье,
Она, духов молитвой уклоня,
С усердием перекрестит меня
И топотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвигах Бовы…»
Простой глиняный светец озарял глубокие морщины лица п висящий на стене прабабушкин чепец. Наконец спускался тихий сон.
«Тогда толпой с лазурной высоты
На ложе роз крылатые мечты,
Волшебники, волшебницы слетали…
И в вымыслах носился юный ум…»
Недалеко от Захарова находилась усадьба Голицыных Большие Вяземы. Некогда принадлежала она Борису Годунову, от времен которого уцелела церковь, звонница и искусственные пруды.
Родители Пушкина были дружны с Голицыными, и в дни церковных праздников, после службы в местной церкви, по обычаям соседства заходили во дворец Голицыных, сооруженный в XVIII веке. Голицыны были богатые, родовитые дворяне. В гостиных маленький Пушкин мог видеть Наталью Петровну Голицыну, много позже он знал ее уже зловещей старухой и запечатлел в «Пиковой даме». Хозяин усадьбы впоследствии примет участие в войне 1812 года, получит тяжелые ранения, от которых и умрет в своей усадьбе.
При Пушкине, да и много позднее (до недавних дней) на фасаде церкви можно было прочитать пол; ские надписи. Это оставили свои имена солдаты Лжедмитрия, который, узнав, что усадьба принадлежала свергнутому им Борису Годунову, с особым удовольствием охотился и пировал здесь. Когда Пушкин будет писать «Бориса Годунова», он мысленно возвратится к детским впечатлениям от Больших Вязем, и все слышанное и виденное оживет в стройных и величавых картинах.